Великосветский свидетель - [7]

— Да-да, понимаю. Он нарушил предписанные инструкцией Медицинского комитета правила и сам привез органы на экспертизу. Но для чего ему вливать морфий? Из каких корыстных соображений? Чушь, не может быть! Это честнейший человек! — Загоруйко энергично встряхнул плешивой головой, и это движение придало ему упрямый вид. — Никогда не поверю! Есть такое понятие — врачебная этика. И для Николаевского это не пустой звук. Поверьте мне, я знаю Николая Ильича, и отдаю себе отчет в том, что говорю.

Профессор Штейфер молчал. Он, похоже, уже ни в ком и ни в чем не был уверен.

— Хорошо, не стану настаивать, — согласился Шумилов, — в конце концов, это всего лишь допущение, которое следует иметь в виду. Ответьте, пожалуйста, на другой вопрос: химический анализ вещества печени позволит выявить отравление морфием?

— Позволит. Печень — это фильтр крови. Если морфий поступил в кровь, он обязательно оставит след в печени.

— Завтра вы получите для исследования человеческую печень. Я бы попросил проверить ее на содержание морфия.

На этом они разошлись. Шумилов забрал заключение химической экспертизы и отправился обратно в прокуратуру. Там он успел обо всем доложить Шидловскому, который до конца дня выписал постановление о возбуждении уголовного дела (канцелярия Санкт-Петербургской окружной прокуратуры тут же зарегистрировала его). С копией постановления Шумилов отправился в Адмиралтейскую полицейскую часть, где забрал саквояж с судком, и отвез его обратно в прокуратуру.

Уже наступил вечер, но в преддверии белых ночей еще не стемнело, только вот стало уже по ночному холодно и неуютно. Прохожих почти не было, по небу неслись рваные облака, ветер заставлял поднять воротник и спрятать руки поглубже в рукава пальто. Путь на извозчике не был слишком длинным, и его как раз хватило, чтобы обдумать ситуацию.

Получалось, что подозрения доктора относительно неестественной причины смерти Николая Прознанского оправдались. Интересно, чем питались таковые, ведь недаром Николаевский не дал разрешения на погребение и всемерно, даже нарушая правила, способствовал скорейшей экспертизе. Скорее всего, доктор во время посещения прокуратуры рассказал далеко не все. С другой стороны, подозрений в адрес Николаевского тоже не было.

«Надо составить план действий и завтра с утра согласовать с Шидловским», — решил Алексей Иванович, подводя итог размышлениям.

В своем кабинете он, не раздеваясь, присел к столу и набросал на листе писчей бумаги:

«План розыскных мероприятий, отработка версий.

1. Отравление по неосторожности. Возможно, яд принял (или ему дали) по ошибке. Узнать, как и чем лечили, где готовились лекарства. Кем готовились. Есть ли в доме морфий?

2. Самоубийство. Что был за человек? Характер, круг общения. Любовные драмы. Вредные привычки. Хронические заболевания. Долги. Шантаж (доведение до самоубийства).

3. Убийство. Узнать все об окружении. Кому и чем мог мешать? Кому была выгодна смерть?»

Шумилов застыл над листком с записями и уставился невидящими глазами в точку прямо перед собой. Дальнейшая детализация плана, очевидно, была сейчас не нужна: надо было познакомиться с семьей покойного, окунуться в ее атмосферу и лишь потом задумываться, как развить тот или иной его аспект.

За стенкой дежурный погромыхивал связкой ключей, лязгала печная заслонка, с улицы доносился стук лошадиных копыт проезжающего мимо экипажа.

— Алексей Иванович, пора уже, вы одни остались, — негромко проговорил заглянувший в дверь дежурный, совершавший обычный вечерний обход.

Шумилов, словно очнувшись, быстро убрал саквояж желтой кожи под стол, свернул листок с планом действий и спрятал его в карман мундира. Сейчас он не сомневался, что впереди его ждало преинтересное, полное загадок расследование, хотя причину своей уверенности Шумилов не смог бы объяснить рационально.

2

На следующее утро Алексей Иванович по дороге на службу заглянул в аптеку на Гороховой. Это было солидное заведение с зеркальными шкафами вдоль стен, шикарным мраморным полом и пальмами в углах торгового зала. Старший провизор аптеки был хорошо знаком Шумилову, и сейчас Алексей Иванович имел намерение проконсультироваться у своего знакомца.

— Чем могу служить? — с учтивой готовностью сорваться с места поинтересовался аптекарский ученик за мореным дубовым прилавком.

— Цизека Ивана Францевича пригласите, пожалуйста, — попросил Шумилов.

Интерес в глазах ученика моментально угас: поскольку клиент не собирался совершать покупку, на чаевые рассчитывать не приходилось.

— Сей момент… Как прикажете доложить?

— Шумилов. Просто Шумилов.

— Он вас действительно знает? — развязно спросил ученик, вовсе не спешивший покидать место за прилавком.

— Разумеется. Я недавно актировал труп из сундука в его доме. Вам следует поспешить, если не хотите остаться без работы.

Буквально через минуту в торговый зал выскочил провизор в резиновом фартуке и старом застиранном халате с разноцветными потеками. Его простоватый вид не мог обмануть Шумилова: Цизек, номинально числившийся старшим провизором, был весьма богатым человеком и фактически владел аптекой. Владел он и большим доходным домом на Тележной улице. Немецкая рачительность и педантичность не позволяла этому трудяге довольствоваться сытой жизнью рантье, поэтому он не переставал собственноручно готовить рвотные порошки и капли для глаз.