Великолепные Эмберсоны - [83]

Он продолжил подъем, теперь уже тяжелее, медленнее, и всё той же тяжелой и медленной поступью вошел в комнату Изабель и запер дверь. Он больше не появился оттуда и, не отмыкая замка, пожелал Фанни доброй ночи, когда она чуть позже попыталась войти к нему.

— Я везде погасила свет, Джордж, — сказала она. — Всё в порядке.

— Отлично, — ответил он. — Спокойной ночи.

Она не ушла, робко продолжив:

— Уверена, нам понравится в нашей новой квартирке, Джордж. Я сделаю всё, чтобы тебе было хорошо, а люди там и впрямь чудесные. Не нужно видеть всё в черном свете, Джордж. Не сомневайся, всё будет в порядке. Ты молод и силен, с головой на плечах, я знаю… — Она запнулась. — Я знаю, твоя мама присматривает за тобой, Джорджи. Спокойной ночи, милый.

— Спокойной ночи, тетя Фанни.

Несмотря на все усилия, его голос звучал сдавленно, но, кажется, она не заметила этого, и он услышал, как она прошла в свою спальню и заперлась там на щеколду и на ключ, опасаясь грабителей. Не надо было ей говорить того, что она сказала: " Я знаю, твоя мама присматривает за тобой, Джорджи". Она пыталась его утешить, но после этого сна не было ни в одном глазу. Он знал, что это правда, если такое вообще возможно, и дух его мамы, если он действительно существует, льет слезы по ту сторону тишины, рыдает и пытается найти врата в мир, где она продолжит "присматривать за ним".

Он чувствовал, если эти врата существуют, они, конечно, заперты на семь запоров: они столь же неприступны, как жуткие двери библиотеки внизу в день, когда начались страдания, к которым он ее приговорил.

Это всё еще была комната Изабель. Ее не тронули: даже портреты Джорджа, Майора и "брата Джорджа" по-прежнему находились на туалетном столике, а в ящике письменного стола хранилась старая фотография Юджина и Люси, стоящих вместе, которую Джордж однажды увидел, но тут же медленно задвинул ящик обратно, с глаз долой, даже не прикоснувшись к ней. Завтра всё закончится, и, как он недавно слышал, ждать осталось недолго и особняк скоро снесут. Само пространство, еще сегодня вечером являющееся комнатой Изабель, обретет новые формы в виде свежепостроенных стен, полов и потолков, но комната не погибнет, а будет вечно жить в памяти Джорджа. Она умрет только вместе с ним и всегда будет тихо нашептывать о грусти и боли.

Если призраки живут не только в памяти, но и пространстве, тогда, как только комната Изабель превратится в спаленки и кухоньки, уже существующие в проекте, это место наверняка будет заселено призраком и новые жильцы, поселившись тут, обязательно почувствуют беспричинную грусть — дух страстей, витавших здесь в последнюю ночь, проведенную Джорджем Минафером в старом доме.

Пусть в его душе пока не умерло прежнее своевольное высокомерие, в ту ночь он искупил свой самый страшный грех — возможно, настанет минута, когда какая-нибудь впечатлительная и измученная работой женщина выключит на кухоньке свет и в темноте увидит стоящего на коленях юношу, сотрясаемого рыданиями и протянутыми сквозь стену руками вцепившегося в покрывало призрачной кровати. Может, она даже услышит тихий возглас, повторяющийся вновь и вновь: "Прости меня, мама! Боже, прости меня!"

Глава 32

Надо отдать должное Джорджу по крайней мере за то, что его последняя ночь в доме, в котором он родился, была заполнена не сетованиями по поводу безрадостного будущего, а сожалением о том, что он потребовал жертв от других людей, пойдя на поводу собственной гордости и юности. Спустившись рано утром на кухню, он помог тете Фанни сварить кофе.

— Я вчера хотел тебе, тетя Фанни, кое-что сказать, — начал он, когда она наконец убедилась, что янтарная жидкость, больше похожая на чай, чем на кофе, почти готова к вливанию в человеческий организм и лучше уже не будет. — Скажу это сейчас.

Она со стуком поставила турку обратно на плиту и, посмотрев на племянника тревожным до отчаяния взглядом, принялась теребить тонкий передник, сама не замечая того.

— Зачем… зачем… — заикалась она, зная, о чем он собирается заговорить, и именно это служило причиной ее волнения. — Разве… лучше… не будет лучше… вещи… перевезти в новую квартирку, Джордж. Давай…

Он спокойным голосом прервал ее, хотя от слов "новая квартирка" хотелось орать и бежать прочь:

— Я и намеревался поговорить о новом жилье. Я всё обдумал и принял решение. Я хочу, чтобы ты забрала все вещи из маминой комнаты, пользовалась ими и хранила их для меня. Уверен, эта маленькая квартира именно то, что тебе нужно, а раз уж у тебя будет свободная спальня, ты можешь найти компаньонку и поселиться с ней, деля расходы. Но для себя я всё решил по-другому, я не еду с тобой. Вряд ли ты будешь сильно возражать, не вижу для этого причин, особенно теперь. Со мной сегодня не повеселиться, да и вообще со мной не весело, не только сейчас. Даже не представляю, как ко мне можно привязаться, поэтому…

Он пораженно замолк: на кухне не осталось стульев, но Фанни, беспомощно озираясь, искала, куда бы присесть, и, не найдя, резко обмякла и опустилась на пол.

— Ты хочешь бросить меня в беде, — выдохнула она.

— Какого… — Джордж подскочил к ней. — Вставай, теть Фанни!