Великолепные Эмберсоны - [70]

— Вот оно, мисс!

Вечером, описывая это приключение соседям по пансиону, он сказал:

— Поникла вся такая, прям у прилавка. Не будь я умницей и красавчиком, прям там бы и разревелась! Я-то всё в окно видал: болтала на улице с каким-то хлыщом, но держалась будь здоров. Да и в аптеку тоже нормально зашла. Да уж, таких милашек к нам еще не заходило, а на меня как посмотрела. Не зря ж в городе о моем лице столько говорят!

Глава 28

В тот час героиня романтической истории чувствительного аптекаря раздувала красноватые угольки в белоснежном камине своего премилого бело-голубого будуара. Четыре фотографии в изящных в своей простоте серебряных рамках служили пищей для разгорающегося антрацитового губителя, прямо с рамками и в компании трех пачек писем и записок в расписной деревянной шкатулке, созданной руками флорентийских мастеров, и даже эта вот шкатулка, не говоря уже о рамках, почти не помешала огню сделать свое дело. Брошенная в сердцах прямо в угли, красивая деревяшка рассыпала звезды искр, а потом опасно запылала, закоптив белую каминную полку, но Люси стояла и просто смотрела на это.

О том, что случилось у двери Изабель, Люси услышала не от Юджина. Придя домой, она обнаружила, что ее поджидает Фанни Минафер, тайно улизнувшая к Морганам, вероятно, чтобы "излить душу", потому что именно это она и сделала. Она рассказала Люси всё (кроме своего плачевного участия в недавних несчастиях) и в конце отдала должное Джорджу:

— Самое ужасное, он думает, что вел себя как герой, Изабель с ним соглашается, а его от этого еще сильнее распирает. Так всю жизнь было: что бы он ни делал, всё считалось благородным и безупречным. Властность у него в характере, а мать потворствовала ему и набаловала сынка до того, что он сел ей на шею. Я еще ни разу не видела, чтобы кому-то приходилось так расплачиваться за свои промахи! Она там кружит, следит, как пакуются вещи, его нахваливает и делает вид, что счастлива поступать так, как он скажет, и ни капли не сожалеет о том кошмаре, что он натворил. Притворяется, что он поступил хорошо, как настоящий мужчина и защитник, когда заявился к миссис Джонсон. Вот ведь герой, живет по собственным "принципам", хотя прекрасно знает, что из-за этого теряет тебя! Но в то же время Изабель почти убило то, что он сказал твоему отцу! Она всегда, признаюсь честно, смотрела на всех свысока и не сомневалась, что лучше Эмберсонов на свете не бывает, и всё такое, но к грубости, всяческим "сценам" и нарушениям приличий она питала отвращение! Но настоящих-то манер Джорджа она никогда и не видела, о да, сплошной подхалимаж! А теперь мне придется жить одной в большом доме — какая это мука! Обязательно приходи навестить меня, конечно, после их отъезда. Я с ума сойду, если перестану встречаться с людьми. Уверена, ты будешь приходить ко мне часто-часто. Я тебя слишком хорошо знаю: тебя вся эта история не остановит, а дом о Джордже напоминать не будет. Хвала небесам, ты для этого слишком разумна, — с истинным пылом завершила свою речь мисс Фанни, — слишком разумна, чтобы придавать большое значение этому… этой обезьяне!

После разговора с Фанни в камине загорелись четыре фотографии и флорентийская шкатулка, а когда чуть позже мимо комнаты прошел отец, Люси позвала его и показала темное пятно на каминной полке и груду пепла, в которой валялись металлические планки. Она с горячим сочувствием обвила руками его шею и сказала, что ей всё известно, и тогда уже он принялся утешать дочь и даже неловко рассмеялся.

— Ну, хватит, — сказал Юджин. — Я всё равно чересчур стар для таких глупостей.

— Неправда. — Люси хлюпала носом. — Знал бы ты, как я презираю себя за то… за то, что думала об этом… правильно его мисс Фанни назвала: об этой обезьяне! Он именно такой!

— Вот тут я с тобой соглашусь, — мрачно произнес Юджин, а в глазах разгорелась злоба. — Да, с этим я точно соглашусь!

— С такими людьми надо поступать только одним способом, — с чувством сказала она. — Выкинуть из головы навсегда — навсегда!

И всё же на следующий день, как только часы пробили шесть, то есть в то самое время, в которое, по словам Фанни, должен был состояться отъезд, Люси дотронулась до закопченного пятна на камине. Сделав этот странный, бессознательный жест, она отошла к окну и встала между шторами, вглядываясь в промозглые ноябрьские сумерки, а душа, несмотря на все доводы рассудка, разрывалась от боли одиночества. Серая улица за окном, темные дома через дорогу, мутный вечерний воздух — всё выглядело пустым, и холодным, и, главное, безынтересным. Нечто более мрачное, чем поздняя осень, похитило их краски, окутав город мглой запустелости.

Отблески огня за ее спиной вдруг выхватили из тьмы летящие с неба на оконную раму снежинки, и Люси снова вспомнила, что чувствовала, выпав в сугроб из перевернувшихся саней, ощутила на себе прикосновение рук мальчика — заносчивого и красивого мальчика-победителя, рисковавшего собственным здоровьем и сделавшего всё возможное, лишь бы она осталась цела.

Девушка с негодованием отогнала от себя эти мысли, вернулась к огню, села там и долго, очень долго вглядывалась в черное пятно на полке. Она не стала закрашивать повреждение, ведь пока оно там, с ней будут и те фотографии. Можно забыть, откуда взялся шрам на руке, но забыть, почему на стене пятно, сложнее.