Великолепные Эмберсоны - [6]

— Только один, — сказала миссис Генри Франклин Фостер. — Но хотелось бы знать, не хватит ли его избалованности на целый выводок!

И ей опять никто не возразил.

Когда Джорджу Эмберсону Минаферу, единственному внуку Майора, стукнуло девять, перед ним трепетали все — и не только в Эмберсон-эдишн, но и во многих других кварталах, по которым он проносился галопом на своем белом пони.

— Богом клянусь, ведете себя так, будто весь город ваш, — однажды посетовал раздраженный работяга, после того как Джорджи въехал на пони прямо в кучу песка, который тот как раз просеивал.

— Будет, когда вырасту, — невозмутимо ответил ребенок. — А сейчас это город моего деда, выкуси!

Сбитый с толку взрослый не смог возразить на это кажущееся преувеличение и лишь пробормотал:

— Жилетку поправь!

— И не подумаю! Доктор говорит, так здоровее! — тут же отрезал мальчик. — Но вот что я сделаю: я поправлю жилетку, если ты утрешь свой нос!

Всё было разыграно как по нотам — именно так выглядели уличные перепалки в описываемое время, а уж в них-то Джорджи поднаторел. На нем вообще не было жилета; как бы нелепо это ни звучало, но у пояса, между бархатной визиткой и короткими штанишками, виднелся кушак с бахромой, ибо в те времена в моду вошел юный лорд Фаунтлерой[14], и мать Джорджи с не слишком развитым чувством меры, когда дело доходило до сына, одевала его именно в этом стиле. Он щеголял не только в шелковом кушаке, шелковых чулках, тонкой рубашке с широким кружевным воротом и в черном бархатном костюмчике, но носил длинные русые локоны, в которых частенько застревали репьи.

За исключением внешности (которая являлась выбором матери, а не его самого), Джорджи мало походил на знаменитого Цедрика Фаунтлероя. Было сложно представить, чтобы Джорджи, подобно герою из книжки, сказал: "Положись на меня, дедушка". Через месяц после своего девятого дня рождения, на который Майор подарил ему пони, мальчик свел знакомство с самыми отъявленными хулиганами из разных кварталов городка и сумел убедить их, что отчаянность богатенького мальчика с завитыми локонами может дать фору безрассудству любого из них. Он дрался с ними, в определенный момент впадая в исступление, когда разражался злыми слезами, хватался за камни и, с завыванием выкрикивая угрозы убить всякого, пытался осуществить обещанное. Драки часто переходили в перебранки, в которых он и научился бросать слова похлеще, чем "И не подумаю!" и "Доктор говорит, так здоровее!". Так, однажды летом, приехавший в гости мальчик, изнывая от скуки на стойке ворот преподобного Мэллоха Смита, заметил несущегося на белом пони Джорджа Эмберсона Минафера и, постегиваемый досадой и скукой, закричал:

— Черт тебя дери! Гляньте, волосы как у девчонки! Скажи, малыш, зачем у мамки кушак взял?

— Это твоя сестренка для меня украла! — вдруг ответил Джорджи, притормаживая. — Сперла с нашей веревки, пока белье сушилось, и отдала мне.

— Иди постригись! — разъярился приезжий. — И у меня нет сестры!

— Знаю, что дома нет. Я про ту, что в тюряге.

— А ну-ка слезай с пони!

Джорджи соскочил на землю, а его противник спустился с ворот преподобного мистера Смита — но сделал это со стороны двора.

— А ну выходи, — сказал Джорджи.

— Щас! Сам сюда топай! Да я тебе…

Вызов накликал беду, потому что Джорджи тут же перепрыгнул забор, — четыре минуты спустя миссис Мэллох Смит, услышав возню во дворе, выглянула в окно, взвизгнула и бросилась в кабинет пастора. Мистер Мэллох Смит, мрачнобородый методист, вышел на улицу и увидел, как юный Минафер энергично готовит гостящего в доме племянника к роли центральной фигуры в живых картинах, представляющих какое-нибудь побоище. Приложив немалые физические усилия, мистер Смит всё же сумел дать племяннику возможность убежать в дом, ведь Джорджи был вынослив, и быстр, и, как всегда в таких делах, невероятно упорен, но священнику, после эпической мощи потасовки, наконец удалось оторвать его от врага и потрясти за плечи.

— А ну перестань, ну же! — ожесточенно орал Джорджи, вырываясь. — Кажись, ты не понял, кто я!

— Всё я понял! — отрубил разозленный мистер Смит. — Я знаю, кто ты, и знаю, что ты позоришь свою матушку! Ей должно быть стыдно, что она позволяет…

— Заткнись и не говори, что моей маме должно быть стыдно!

Вскипевший мистер Смит был не в силах закончить разговор с достоинством.

— Ей должно быть стыдно, — повторил он. — Женщина, которая разрешает такому паршивцу, как ты…

Но Джорджи уже добежал до своего пони и уселся верхом. Прежде чем пуститься в свой обычный галоп, он опять прервал преподобного Мэллоха Смита, закричав:

— Жилетку одерни, ты старый козел, понял? Поправь жилетку, утри нос — и катись ко всем чертям!

Такая преждевременная зрелость менее необычна, даже среди отпрысков Богачей, чем представляется многим взрослым. Однако преподобный Мэллох Смит столкнулся с подобным впервые и поэтому рвал и метал. Он тут же настрочил письмо матери Джорджи, в котором, взяв в свидетели племянника, описал преступление, и миссис Минафер получила послание раньше сына. Когда мальчик пришел домой, она с горестным выражением лица прочитала письмо вслух: