Великолепные Эмберсоны - [56]

— Не надо мне было приходить, — продолжила она, — можно было догадаться, что этим дам тебе еще один повод меня пнуть! Мне жаль, что я пришла, очень жаль! Я и говорить-то с тобой не хотела — и не стала бы, но увидела, как ты отвернулся от них и, наверное, разволновалась и поддалась порыву… но в следующий раз я не сорвусь, не сомневайся! Буду держать рот на замке, как и собиралась, и держала бы, если б не разволновалась и не распереживалась из-за тебя. Но какая людям разница, переживаю я за них или нет? Я же просто старушка Фанни!

— Боже ж ты мой! Какая мне разница, что за меня переживают, если я не вижу для этого причин!

— Ты такой гордый, — ее опять затрясло, — и такой жестокий! Я же говорю, я б и не упомянула об этом, ни за что, ни за что на свете не сказала бы тебе этого опять, виду бы даже не подала, если б не заметила, что тебе уже сообщили или ты как-то сам обо всем разузнал. Я…

Устав биться с ее глупостью и начав сомневаться в собственной догадливости, Джордж умоляюще сложил ладони:

— Что мне уже сообщили? Что я мог разузнать?

— То, что люди говорят о твоей маме.

Голос ее всё еще подрагивал от слез, но последнюю фразу она произнесла весьма обыденно, словно это уже не раз и не два обсуждалось ими, ведь Фанни полагала, что Джордж просто делает вид, что ничего не понимает, ибо в своей гордыне ни за что не признается вслух, что ему всё известно.

— Что ты сказала? — Джордж не верил своим ушам.

— Конечно, я поняла, почему ты так себя повел, — продолжила Фанни, вновь пытаясь высушить платок. — Это другие удивились, когда ты нагрубил Юджину, ведь они не видели, как ты с ним общался, когда ухаживал за Люси. Но я-то помню, как ты тогда ко мне пришел, в тот раз, когда все сплетничали про Изабель, и я была уверена, что как только речь зайдет о репутации твоей мамы, ты тут же откажешься от Люси, потому что ты еще тогда сказал…

— Слушай, — срывающимся голосом перебил Джордж, — слушай, я бы хотел… — Он замолчал, не в силах продолжить из-за возросшего волнения. Он тяжело дышал, будто только что много бегал, а бледное лицо пошло пятнами, запылавшими на висках и щеках. — Почему ты сказала мне… мне сказала, что люди… люди говорят о… — Он сглотнул и начал вновь: — Почему ты упомянула о "репутации"? Почему речь зашла о репутации моей… моей мамы?

Фанни горестно смотрела на него, прижав платок к покрасневшему носу:

— Бог видит, мне жаль тебя, Джордж, — бормотала она. — Я хотела сказать тебе именно это, но я ж просто старушка Фанни, а что старушка Фанни говорит… даже если переживает… выходит ей боком! Давай, бей ее! — Она всхлипнула. — Бей ее! Это же просто одинокая старушка Фанни!

— Слушай! — не выдержал Джордж. — Когда я говорил с дядей Джорджем о мерзких вещах, которые услышал от тети Амелии, он сказал, что сплетничают не о маме, а о тебе! Он сказал, что люди посмеиваются над тем, как ты бегаешь за Морганом, вот и всё.

Фанни воздела руки, сцепила их в замок и тяжело уронила на колени.

— Да, всегда виновата Фанни! — причитала она. — Смешная старушка Фанни — всегда, всегда!

— Перестань же! После разговора с дядей Джорджем я встретил тебя, а ты сказала, что у меня гнусный умишко, раз я думаю, что тетя Амелия не соврала про сплетни. Ты всё отрицала. И это не в первый раз, ты сама набросилась на меня, когда я доверился тебе, сказав, что Морган к нам зачастил. Сама убедила меня, что мама разрешает ему приходить к нам только из-за тебя, а теперь утверждаешь…

— Я так и думала, — уныло прервала Фанни. — Я думала, он приходит к нам, чтобы повидаться со мной: поначалу это выглядело именно так. Ему же так нравилось со мной танцевать. Он танцевал со мной не меньше, чем с ней, да и внимания уделял нам поровну. Он всегда так делал, пока не умер Уилбур.

— Ты убедила меня, что никто не сплетничает.

— Тогда почти никто и не сплетничал, — возразила тетя. — Я и не знала ничего об этих слухах.

— Вот как!

— Сам понимаешь, собеседник не станет сплетничать о твоей же семье. Или ты думаешь, кто-нибудь осмелился бы заявить Джорджу Эмберсону, что о его сестре ходят всякие слухи? А мне бы такое кто-нибудь сказал?

— Но ты же повторяла, — упорно твердил Джордж, — что мама встречается с ним, только когда присматривает за тобой.

— Они никогда не проводили много времени наедине. Особенно когда Уилбур был жив. Но разве это может сдержать сплетни? Твой отец никуда не выходил, и все видели, что твою маму везде сопровождает Юджин, и хотя рядом всегда была я, люди думали… — у нее перехватило дыхание, — думали, что я не в счет! "Просто старушка Фанни Минафер", — вот что, возможно, все говорили! К тому же всем известно, что когда-то они были обручены…

— Как так? — вырвалось у Джорджа.

— Все это знают. Неужели не помнишь, что и дед как-то за ужином упоминал об этом?

— Он не говорил о помолвке или…

— А помолвка была! Все это знают, но Изабель разорвала ее из-за того вечера, когда Юджин был не в себе во время серенады. По молодости он много пил, а она терпеть этого не могла, но всем в городе было известно, что никем, кроме него, она не интересуется! Бедняга Уилбур! Одна-единственная душа, не догадывавшаяся об этом!