Великолепная десятка - [5]

Мешочек славный: узорно вышит.

И день проходит. И ночь придёт.

…Она не станет греметь ключами –

Такая глупость. Людская блажь.

Шитьё приносит. Включает чайник.

Отдать надежды. И взять тепла.

…Рассветы-Леты-туманы-манны.

Шагнуть привычно в вороний грай…

Она старуха. Её романы –

Не знать романов, не строить планов,

Уйти до света. Одной. Румяной.

Оставить осень. Косу забрать.

Светлана Ос. Заведи себе врага г. Москва, Россия

А на дальних берегах...

..А на дальних берегах,

Если сердце не из робких,

Заведи себе врага

В чёрной шёлковой коробке.

Пусть, свободою влеком,

Он скребётся в ней ночами

Под серебряным замком

За стальными обручами.

Утянув на дно свинцом,

Пусть сознанье пьёт и волю,

Дышит пламенем в лицо

И шипами руки колет,

И во сне клыком кривым

Перекусывает вены..

Ты и он – две головы

Изумрудной Амфисбены —

Несвои в чужом миру,

Прочно сцеплены хвостами.

Всё играете в игру,

Всё меняетесь местами..

В садах его души

В садах Его души

Я – мёртвая вода.

Он дал мне эту жизнь,

А имени не дал.

Для стороны иной

Из контуров чужих

Он создал образ мой,

А сердце не вложил.

Он чёрной нитью строк

Зашил мои глаза

И вывел за порог,

А путь не указал.

Гнал от себя, как мог,

Держа что было сил..

Он свет во мне зажёг,

А тьмы не погасил.

Му-му

Вроде, легче гребётся и веселей

Под шуршание камыша!..

А у барыни руки – твоих белей

И чернее твоей – душа.

А у барыни – кружево по краям

Платья модного из джерси,

Мастерская багетная на паях

И расстроенный клавесин.

За потупленным взором – остра игла,

А за словом – стальной крючок, —

Не заметил и сам, как тебя взяла

Под серебряный каблучок.

Ты несчастлив, немолод и нехорош,

Ты живёшь невпопад, не всласть.

И прикажет она умереть – умрёшь,

Украдёшь – повелит украсть.

Хоть тебе это всё, как засову – ржа

И как ободу – колея…

Если жертвы и правда не избежать,

Что же… пусть ею буду я.

А по качеству идола и обряд —

Плюнь с досады через корму.

Если сердце сбоит столько лет подряд,

Надо действовать по уму.

Я – твой шанс отличиться, последний шанс.

Камень к шее вяжи смелей!

Видно, жизнь иногда убивает нас,

Чтоб не сделать ещё сильней.

Вот и всё… Отдышись, отведи глаза,

На теченье посетуй зло,

Развернись тяжело и плыви назад,

Пошевеливая веслом.

И не думай о том, что с рассветом – в путь

По долинам и пустырям,

Что тебе с этих пор не дано уснуть

Даже в стенах монастыря.

Что однажды откроется кровосток

На нательном твоём кресте

За тремя поворотами на восток,

На одиннадцатой версте.

Татьяна Архангельская. Нелинейное Нью Хэмпшир, США

*****

Дряхлеют миры, а созвездия меркнут.

Но длится стремительный бег водомерки –

открыв нелинейного времени суть,

она не желает во мраке тонуть.

Сцепленье молекул. Блестящая плоскость.

А сверху и снизу – зияющий космос.

И твердь, толщиною с бумажный листок,

уже провисает под тяжестью строк…

И всё же – пиши безрассудные вирши!

Взахлёб суетись или мудрствуй, как риши.

Скользи одержимо по глади пруда.

Покуда опять не порвётся вода…

*****

Наслаивался цвет – горчичный на зелёный,

пурпурный синевой немного отливал.

Менялся силуэт худеющего клёна,

вздымался поутру хандры девятый вал.

И деревянных лет круги темнели мокро

на очень старом пне в растрёпанном саду.

И дом смотрел на мир сквозь вымытые стёкла,

мечтая улететь на юг. И стайки дум

скакали по земле, смешавшись с воробьями,

и пили свежий дождь из лужи не спеша.

Садовник-ветер мёл труху под тополями

прозрачною метлой. Озябшая душа,

накинув мягкий плед, молилась ли стихами,

молитву ль нараспев читала, как стихи,

на странном языке. Слова огнём вскипали —

и таяли, как снег, коснувшийся щеки.

Вздыхая сквозняком из подоконной ниши,

дом слушал, а к рассвету смежил шторы век

в каморке наверху, под самой-самой крышей,

где осенью болел хозяин-человек.

И мир поплыл во тьму, качаясь чуть заметно, —

похожей на ковчег медлительной ладьёй.

Шептались мысли всех мечтающих про лето,

пропитанных насквозь июньской синевой.

И миру снился сон – менялись все константы,

срывались кольца лет – легко, как береста.

И старый пень в саду очнулся в новом марте,

чтоб выпростать ладонь зелёного листа.

*****

Это просто осколок остывшего некогда солнца,

на который налипло немного космической пыли…

Мы к нему беззащитно телами несильными жмёмся,

и не помним – зачем и за что нас сюда поселили.

Здесь давно появились шоссе, небоскрёбы, газоны,

космодромы, полярные станции… гелиостаты.

Но Земля до сих пор больше любит горбатых бизонов,

отвечая за тварь, приручённую ею когда-то.

Мы так долго боролись, мы крылья из воска лепили,

возводили притоны для тьмы и соборы для света.

И, питая надежду огнём бесконечных усилий,

рвали бешено путы чужой, нелюбимой планеты.

Но, устав от бесплодных исканий единственной двери,

постепенно мутируя, ближе к земле припадая,

бесконечное множество вер понапрасну примерив,

мы планету изгнания домом уже называем.

Лишь порой в полнолуние… Небо становится ближе… В наши ноздри впивается звёздный мучительный запах…

Мы выходим из раковин, лунную радугу лижем, бьём хвостами от боли – и горы становятся прахом.

Темур Варки. К.У.Э. г. Москва, Россия

Казашке

Говорят, нам не место в московской тщете-суете.

Ты в подлунной Орде родилась, я – у мира на крыше.

Дочь Великой степи, что мы здесь потеряли и ищем,