Великое вырождение. Как разрушаются институты и гибнут государства - [25]

.

Мне кажется ценным этот взгляд на общее право как на систему подлинно эволюционную[14]. Именно это, а не некое функциональное различие в отношении к инвесторам или кредиторам, дало английскому общему праву и родственным системам преимущество применительно к экономике.

Верховенство права и его враги

Так было раньше. А что происходит сейчас? Как обстоит дело с верховенством права в странах Запада, особенно англоязычных, сегодня? Я укажу четыре угрожающих ему обстоятельства.

Во-первых, следует задать вопрос: насколько сильно стремление к национальной безопасности повредило нашим правам и свободам? На самом деле этот процесс начался с принятием в Великобритании закона “О защите королевства” (1914). Начавшиеся после 11 сентября 2001 года споры о бессрочном задержании лиц, подозреваемых в терроризме, отнюдь не новы. Сейчас, как и прежде, приходится выбирать между хабеас корпус и сотнями трупов.

Вторая угроза очевидна: это вторжение в правовую систему Великобритании европейского права и, в частности, далеко идущие последствия инкорпорации в английское законодательство положений Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (1950). Ползучее “офранцуживание” общего права стало своего рода местью Наполеона.

Третья угроза – растущая сложность и запутанность статутного права. Проблему по обе стороны Атлантики усугубляет навязчивое стремление политического класса к всеобъемлющему законодательному регулированию. Я согласен с Филипом К. Говардом в том, что нам нужна “генеральная уборка” устаревшего законодательства и последовательное упоминание в новых актах о “сроках годности” закона{114}. Следует также убедить законодателей в том, что их роль вовсе не в том, чтобы разработать для экономики “руководство по эксплуатации”, которое не упускает буквально ничего, вплоть до пренебрежимо малого риска нашему здоровью и безопасности{115}.

Четвертая угроза (особенно заметная в США) – растущие издержки права (cost of law). Я не имею в виду те 94,5 млрд долларов, которые американское федеральное правительство ежегодно тратит на законотворчество, толкование законов и обеспечение правопорядка{116}. Я не имею в виду и стремительно растущую цену лоббизма. Сами “взносы” примерно 13 тыс. лоббистам от бизнесменов, стремящихся защитить себя или навредить конкурентам, не так уж высоки: 3,3 млрд долларов{117}. По-настоящему тревожат последствия их деятельности: примерно в 1,75 трлн долларов в год (по оценкам Управления по делам малого бизнеса США) бизнесу дополнительно обходится нормативно-правовое соответствие{118}. Прибавим 865 млрд долларов издержек, проистекающих из американской системы деликтных обязательств. Она предоставляет сторонам процесса гораздо более широкие, нежели в Англии, возможности путем подачи гражданского иска требовать (если не идет речь о нарушении условий договора) возмещения вреда, причиненного умышленно, по неосторожности или в случаях, когда законом предусмотрена объективная ответственность. Согласно докладу Тихоокеанского института (Pacific Research Institute) “…И правосудие для удачливых”, объем деликтных обязательств “эквивалентен 8-процентному налогу на потребление или 13-процентному налогу на заработную плату”{119}. Прямые издержки от ежедневной подачи 7,8 тыс. новых исков превышают 2,2 % ВВП США (2003), то есть они вдвое выше, чем в любой из экономически развитых стран (кроме Италии){120}. Можно, конечно, спорить о цифрах, и заинтересованные стороны подвергают их сомнению{121}. Но мой собственный опыт показывает, что открытие бизнеса в Новой Англии требует значительно более активного участия юристов и обходится гораздо дороже, чем в старой.

Дэвид Кеннеди и Джозеф Стиглиц в книге об американских уроках для Китая указывают на три очевидных препятствия для установления верховенства права в самих США:

1. Действующее “законодательство, позволяющее финансовым организациям заниматься хищническим кредитованием, вкупе с новыми законами о банкротстве породили новый класс частично «законтрактованных сервентов». Эти люди до конца жизни вынуждены отдавать банкам не менее 25 % заработка”.

2. Законодательство о защите интеллектуальной собственности излишне строгое. Так, “«владелец» патента на ген, который с большой долей вероятности указывает на заболевание раком груди, вправе настаивать на крупных отчислениях при каждом тесте. Складывающаяся стоимость такого теста делает его недоступным для большинства людей, не имеющих медицинской страховки”.

3. “Согласно действующему законодательству об обороте токсичных отходов… судебные издержки составляют более четверти суммы, затрачиваемой на мероприятия по очистке”{122}.

По мнению Стиглица, это показывает неадекватность узкого подхода к праву, который лишь закрепляет права собственности, а все остальное препоручает заботам рынка. Мне же кажется, что указанные примеры нужно рассматривать в более широком контексте – принимая во внимание сверхсложное либо негибкое законодательство, а также растущее злоупотребление правом на подачу иска.

Эксперты в вопросах экономической конкурентоспособности (например Майкл Портер из Гарвардской школы бизнеса) определяют верховенство права как умение государства принимать действенные законы; как защиту собственности, в том числе интеллектуальной, и отсутствие коррупции; как действенность правовой системы, невысокие судебные издержки, а также быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел; легкость открытия бизнеса; действенное и предсказуемое законодательство