Великое таинство - [20]

Каждый день специально назначенный постоянный жрец проверял печати, закрывавшие двери самого святого святилища, в котором убитый бог готовился к своему воскресению.

Только фараон имел право сломать печати и войти внутрь этого вечного жилища — прообраза всего мира.

— Здесь, — шепнула юная жрица, — находится изначальный сосуд.[6] В нем хранится тайна жизни, неизменной и поту сторону смерти. От него происходят бесчисленные формы жизни. Этот сосуд всегда рядом с Осирисом.

— Не в нем ли тайна Золотого круга Абидоса?

— Цель твоего пути, Икер, приближается. И хотя ни одному смертному не дано открыть или использовать этот сосуд, но все же его тайна может быть открыта и передана другим. Даже если сам сосуд остается в целости. Если Дом золота увидит в тебе действительно живого, если оно откроет тебе глаза, уши и уста, если сосуд твоего сердца чист, то ты узнаешь эту тайну.

В душе Икера страх сменился чувством сожаления о собственном несовершенстве. Он, ученик писца из деревни Медамуд, находится теперь в самом сердце духовной жизни Египта! Ему выпало самое невероятное счастье, он достиг идеала, достиг своей мечты. Взойдет ли он на последнюю ступень, переступит ли самый главный порог, который, наверняка, за пределами его возможностей?

Икер гнал прочь свои сомнения, подавлял трусливые мысли о побеге и возвращении в безвестность, туда, где нет места великой судьбе, которую готовила ему Исида.

С этого момента и на этом месте ему предстояло пережить таинства, источник которых указала ему супруга. Икеру хотелось доказать, что он достоин Исиды. А это значило, что он должен броситься в невидимое. Расправить, как ибис бога Тота, огромные крылья и полететь на закат, чтобы догнать зарю будущего дня.

«Чувствовать себя подготовленным не значит ничего, — подумал Икер. — Я умею только идти вперед и пойду за тобой на край ночи!»

На закатном небе вспыхнули странные всполохи.

— Дом золота начинает сиять, — ласково шепнула Исида. — Он ждет тебя…

8

Медес был уверен: кто-то его преследует…

Как только его жена, приняв сильное снотворное, заснула, и ее примеру последовали намаявшиеся с ней за день слуги, Медес незаметно выскользнул из своего роскошного дома. Была глубокая ночь, и секретарь Дома царя, поминутно озираясь и вздрагивая от любого шороха, отправился к ливанцу. Для каждого нового свидания он выбирал новый маршрут, путал следы, делая вид, что удаляется от нужного дома, по нескольку раз поворачивая назад, едва дойдя до цели назначения. Его путь был таким запутанным, что он, как ему казалось, мог запутать любого…

И до сегодняшнего дня это удавалось…

Перед свиданием Медес из предосторожности переодевался в тунику из грубого холста и накидывал на голову капюшон. В таком виде он сам — не то, что кто-нибудь посторонний — не смог бы узнать секретаря Дома царя…

Сегодня — как бы рискованно это ни было — ему просто необходимо было повидаться с ливанцем и получить нужные уточнения.

Если учесть всю его осторожность и все предпринятые им меры безопасности, оставалось только одно предположение: Собек-Защитник установил над ним постоянное наблюдение.

Что это? Специальные меры, касающиеся только его, или общее наблюдение за всеми чиновниками? Не располагая на этот счет никакой информацией, Медес предположил худшее: возможно, он стал главным подозреваемым.

Может ли это быть? Ведь он не совершил ни одной промашки!

Его мучило предположение, что Жергу был арестован в Абидосе… Если он заговорит — а этот болтун заговорит определенно! — то Медес погиб: Жергу его продаст за милую душу.

Единственным утешением для Медеса было то, что у Жергу на ладони было выжжено миниатюрное изображение Сета. В случае предательства тот обратит его в пыль!

Стремясь еще раз убедиться в том, что конспиративный маневр с запутыванием следов удался и за ним никто не идет, Медес присел в укромном уголке и сделал вид, что спит…

Прошла минута. И вот краешком глаза Медес увидел своего преследователя: тощий человек среднего роста! Такого он уложил бы одним ударом!

Но разве это не станет доказательством его виновности? Наблюдатель стал жертвой собственной игры: притворяясь обычным прохожим, он был вынужден идти в сторону от Медеса. Хитрость удалась!

Как только шпион скрылся из глаз, Медес бросился в боковую улицу и побежал со всех ног.

Практически задохнувшись, он юркнул за хлебную печь, выложенную из кирпича, рядом с лавкой хлебопека, и замер, дожидаясь своего соглядатая.

Никого…

Все еще не веря, что оторвался от преследования, Медес сделал большой крюк в сторону от дома ливанца и наконец добрался до желанной двери…

Сторожу, стоявшему с внешней стороны ограды, он предъявил кусочек кедровой коры. Недоверчивый страж долго рассматривал его при лунном свете. Разглядев наконец глубоко вдавленный в кору иероглиф дерева, он открыл перед Медесом тяжелую деревянную калитку.

Сторож, стоявший с внутренней стороны ограды, еще раз внимательно все перепроверил.

— Вас ждут на втором этаже.

Дом ливанца располагался в самом центре бедного квартала, но из-за обширного сада он был невидим с прилегающих улиц. К тому же внешне этот дом ничем не выдавал присутствия несметных богатств, принадлежавших его владельцу. Даже внимательный наблюдатель не мог бы заподозрить такого несоответствия.