Великое плавание - [8]

то, несмотря на весь ум его и ученость, его обязательно сожгли бы на костре только потому, что он не смог бы прочитать от доски до доски «Ave Maria».[12] Ну, в Генуе народ разумнее, и он только посидел бы в тюрьме, как твой другой любимчик, Марко Поло.[13] А вот в Испании, будь уверен, его обязательно сожгли бы на костре не хуже, чем мавра или еврея.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому я не любил этих разговоров. Гораздо больше мне нравилось, когда в праздничные дни мы с Орниччо, взяв с собой мандолину, уходили за город.

Мы бегали по траве и ловили ящериц, а иногда Орниччо, остановившись на дороге, пел песенки собственного сочинения.

Из них мне особенно мила была песенка о разносчике, которую он сложил, странствуя по деревенским дорогам со своим хозяином, бродячим торговцем.

Я всегда подпевал ему, как умел. Чистый и звонкий голос моего друга часто собирал вокруг нас толпу.

Песенка была такая:

Рыцарь вынул меч тяжелый,

А разносчик взял аршин,

Говорит: «Высокий рыцарь,

Благодарствуй за почин!»

Рыцарь бледен стал от злости,

А разносчик: «В духов день

На проселочной дороге

Драться как тебе не лень?

Спрячь подальше меч тяжелый

И о спорах ни гугу,

Самого лиценциата

Переспорить я могу».

Рыцарь буркнул: «Если б к тройце

Не спешил на торжества,

Проучил бы я бродягу

Даже в праздник рождества.

Ведь зовусь я граф Асканья,

А владения мои,

Богатейшие в Тоскане,

Омывают две реки».

«Я Орниччо называюсь,

И легко меня найти,

Покровительствую птицам,

Заблудившимся в пути.

Нахожу в горах дорогу,

Где тропинок даже нет.

Ремесло мое — разносчик,

А призвание — поэт».

Слушая Орниччо, горожане хохотали до упаду. Часто потом, проходя по улицам Генуи, мы слышали из открытого окна дворца голос какого-нибудь поваренка:

Рыцарь бледен стал от злости,

А разносчик взял аршин.

Как-то раз в порту я услышал конец песенки, присочиненный, надо думать, кем-нибудь из матросов:

Рыцарь вынул меч тяжелый,

Взял разносчик свой аршин,

Так аршином его вздул,

Что тот ноги протянул.

Люди, восторгавшиеся, как и я, разносторонними дарованиями моего друга, часто уговаривали его оставить Геную, где могут отличиться только купцы или солдаты, и искать счастья при дворе какого-нибудь владетельного герцога.

— Да, да, — говорил синьор Томазо, если он бывал при этом, — при первом же удобном случае я постараюсь, чтобы ты посмотрел свет.

— Хозяин, — возражал на это Орниччо, — от добра добра не ищут. Разве что вы выгоните меня из дому. По доброй воле я вас и Франческо не покину.

Не обладая такими способностями к живописи, как Орниччо, который нередко выполнял за синьора Томазо всю работу, я все-таки нашел способ быть полезным своему хозяину. И это случилось следующим образом. Среди старых манускриптов и книг хозяина я разыскал ветхие, расползающиеся по швам карты.

Они были скопированы, очевидно, неопытной рукой, в латинских надписях встречались грубейшие ошибки; попали они к нашему хозяину, надо думать, через его друзей-капитанов.

Там же, в каморке, я разыскал руководство по мореплаванию, составленное Раймондом Лули. К руководству были приложены карты, исправленные немцем Иоганном Мюллером, известным больше под именем Региомонтана.[14]

И вот однажды вечером я, вооружившись большим куском пергамента, перерисовал наново карту Европы; при этом я пользовался всеми дополнительными картами, имевшимися в моем распоряжении, исправил ошибки в надписях и более четко обрисовал контур морей и островов. Для того чтобы карта лучше просохла, я прибил ее к стене, а сам отправился спать.

Утром мы были разбужены громкими криками, доносившимися из мастерской. Испуганные, мы с Орниччо сорвались с постелей, но оказалось, что это приятель хозяина, капитан Ансельмо, рассматривает карту и восклицаниями выражает хозяину свое одобрение. Он купил ее немедленно, так как ему показалось, что это лучший путеводитель по Средиземному морю.

Он только потребовал, чтобы карта была именная, и я, ради его удовольствия, немедленно сделал на ней надпись: «В лето господне 1492 карта сия вычерчена по приказанию командора Ансельмо Пуджи живописным подмастерьем Франческо Руппи в Генуе».

Это сослужило мне службу: с картой ознакомились другие капитаны и лоцманы, и с этого дня мне стали перепадать заказы по изготовлению и исправлению морских карт.

Так мирно текла наша жизнь, ничем не нарушаемая, пока не пришел день, перевернувший все вверх дном.

ГЛАВА VI Чудесный незнакомец

Так как день этот сыграл решающую роль в моей жизни, мне хочется рассказать о нем подробнее.

Мы с Орниччо только что вернулись от вечерни. Хозяина не было дома. День был праздничный, и мы не могли заняться работой.

Накануне мы вымыли пол с песком, протерли стекла в окнах мастерской и смазали маслом маленький игрушечный кораблик, подвешенный к потолку. Он так блестел в лучах заходящего солнца, что невольно наши взоры обращались к нему.

— Вот, — сказал Орниччо, — что пользы тебе мечтать о путешествиях! Должно быть, этот кораблик скорее двинется в путь, чем мы с тобой покинем Геную.

Мы уже зажгли лампы, когда синьор Томазо открыл дверь и с поклоном ввел гостя.

— Бьюсь об заклад, — прошептал мне на ухо Орниччо, — что это ростовщик, у которого хозяин занимает деньги. Посмотри, он так и шарит глазами по комнате.