Великий запой: роман; Эссе и заметки - [63]

которое и является истинным гравитационным низом нашей планеты. И если мы продолжим наше путешествие к центру, то, вне всякого сомнения, встретим область, для которой тяготение окажется точно таким же, как и на поверхности земли, но только направленным в обратную сторону. Все субстанции, оказавшиеся в центральной области земного шара, упали бы на внутреннюю поверхность, если бы только, получив достаточное начальное ускорение, они не описали траектории, идентичные траекториям наших светил, как это, кстати, отметил редко вспоминаемый Нильс Клим. Если вогнутая поверхность обитаема, то ее обитателям должно казаться — учитывая огромные размеры сферы, — что они живут на плоской поверхности. Со временем кое-кто из них заметил, что можно обойти вокруг Земли: из этого они естественно сделали вывод, что живут на внешней поверхности сферы. Отклонение света, который стремится кружить вокруг центра и создает, например, иллюзию того, что корабль постепенно исчезает за горизонтом, усиливает эту уверенность Доказательство? Доказательство, мой дорогой сударь, то, что эти самые существа — мы. Мы живем не на внешней поверхности Земли, а на внутренней поверхности полого шара. Но это не имеет никакого значения, разве что пострадает самолюбие. Замечательнее всего неопровержимый вывод, который, обобщая предыдущее рассуждения, я ввел в субстанциональную геометрию: любая сфера — полая.

И он удалился, распевая на какой-то свой мотивчик: «Os homini sublime dedit, coelumque tueri Jussit…»

1938–1939

Патафизика призраков (второй вариант )

— Что такое дыра? — спросил клоун у своего компаньона на арене цирка Медрано. И, изрядно того огорошив, поспешил торжествующе заявить: «Дыра — это отсутствие, окруженное присутствием». Для меня это пример совершенного определения, и я заимствую его, чтобы уточнить объект своего исследования. Призрак — это дыра, но дыра, которой приписывают намерения, чувства, нравы; дыра, то есть отсутствие — но отсутствие кого-то, а не чего-то, — окруженное присутствием, присутствием кого-то одного или нескольких. Призрак — это некто отсутствующий, окруженный некими присутствующими. Форму дыры определяет продырявленная субстанция, а не отсутствие, окруженное присутствием, — ведь только ради шутки рассказывают, как былые пушки изготавливали из дыр, а вокруг них отливали бронзу — таким образом, когда мы приписываем призраку намерения, чувства и нравы, эти приписанные атрибуты находятся не в отсутствующем, а в присутствующих, которые призрак окружают.

Вышеприведенное замечание поможет нам также установить единственную разумную методику для фантомологии.

Эта методика заключается в том, чтобы при изучении отсутствий применять самые объективные научные критерии, и, начиная с Альфреда ЖАРРИ, носит название патафизики. Эта наука полна ловушек, как вы скоро сами убедитесь, если, конечно, я справлюсь, поскольку не знаю, хватит ли у меня сил. Ведь, чтобы быть хорошим патафизиком, надо одновременно быть и поэтом: поэт — тот, кто творит, кто в момент речения творит то, о чем говорит. Вы скажете, что я ловко устроился: говорить об отсутствиях и творить их очень даже легко, для этого достаточно ничего не делать. Так вот, нет! Во-первых, ничего не делать вовсе не легко. Во-вторых, вы забываете о втором термине определения: «окруженные присутствиями»; разумеется, присутствиями частичными, и тем не менее, чтобы говорить об отсутствующих, надо хотя бы чуть-чуть присутствовать.

Однако попробуем. Относительно призраков сразу же бросается в глаза и в уши следующее: заявляют о том, что видят, видели или способны видеть призраков не сами призраки, а конкретные индивидуумы. Если мы рассмотрим их сущностную манеру или, как любят говорить сегодня, их поведение, то установим, что появление призраков исключает присутствие этих индивидуумов. Я хочу сказать, что призраки — фантомные дыры в их субстанции, которые появляются в виде трещин и провалов в поле их мировоззрения. Посмотрим, как эти дыры образуются. Вы весьма прилежно следили за развитием этой несколько абстрактной преамбулы. Мы, вы и я, как на праздник, расчехлили свои критичные умы. Мы держим головы прямо, наши глаза широко открыты. Если я спрошу у вас, сколько будет двадцать четыре призрака плюс тринадцать призраков, вам не составит никакого труда произвести этот расчет в уме, не так ли? Подсчитали? Хорошо. Значит, мы полностью контролируем свою интеллектуальную механику. Но с таким отношением к жизни совершенно невозможно увидеть, как появляется призрак. А теперь я попрошу вас ответить откровенно — но только откровенно — верите ли вы в призраков? Покопайтесь в воспоминаниях. И вот вам на память уже приходят достаточно смущающие истории. Если призраков не видели вы сами, то их видели ваши друзья, а не они — так их друзья. Припоминаете? Можете ли вы искренне отрицать существование призраков?

Несомненно одно: стоило нам только задать себе этот вопрос, и мы, и вы и я, слегка поддались. По мере того как наплывают воспоминания и страхи, спины сгибаются, головы опускаются, глаза закрываются — неужели нас охватывает тайное волнение? — мы тихонько зачехляем свои критичные умы, приглушаем голос своего рассудка и — еще немного — уже готовы выключить его совсем. Вот тогда и является фантомное.