Великий страх в горах - [18]

Шрифт
Интервал

— Просто ты, Староста, решил тягаться с тем, кто сильнее тебя…

Эта фраза, без сомнения, завершала длинную речь, которую никто не расслышал из-за дыма, ветра, гула голосов и шума дождя, — а потом все вдруг замолчали, и услышали слова Мюнье:

— … с тем, кто сильнее тебя… Они могут быть очень злыми, если надумают вмешаться…

Разумеется, он говорил о горах:

— Есть места, которые они берегут для себя, места, куда они ходить не разрешают…

На этот раз молчание затянулось.

— У нас есть опыт… Но ты, Староста, соображаешь туго, и твоя душа закрыта. Слушать нас ты не захотел, а теперь уже слишком поздно… Случилось то, что случилось, и это твоя вина, Староста.

Он поднял взгляд на Старосту, и все замолчали, чтобы посмотреть, что тот ответит; и Староста заговорил:

— Неужели? Мы же голосовали! И еще не известно, зараза это или нет. Неужели нельзя подождать, что скажет Пон?.. Но если предположить, что это зараза, так ведь не в первый же раз… Разве не болели недавно животные в Шабле, и в Антремоне и Эвенейре прошлой зимой? Что, разве не так?

Староста понимал, что проигрывает.

— А в Шардонн?.. (в пивной снова стало шумно, очень шумно, но он продолжал говорить). — Поэтому я и предложил: «Проголосуем». И вы проголосовали, разве нет? И большинство было «за», ведь так?

Многие кивали, потому что у Старосты еще оставались сторонники, но их стало гораздо меньше:

— Все, что я делал, я делал потому, что хотел, как лучше…

В наступившей тишине громко раздавался шум дождя и ветра, дождь стучал по крыше, ветер свистел за окнами, и все думали: «Как они там, бедняги?», но Староста продолжал:

— Я видел, что двадцать лет пропадала зря прекрасная трава, а наши коровы голодали, и коммуна становилась все бедней и бедней… Я хотел сделать как лучше. Случай представился, и я вам сказал: «Вы вольны, вольны решать. Если нет, скажите — нет, если да, скажите — да…» Не я виноват в том, что вы сказали «да».

Компондю сказал: «Он прав», — но Мюнье отрицательно качал головой. И снова шум помешал им расслышать, что говорил Староста.

Они вдруг заговорили все разом; заходили туда-сюда по залу. Поднимали кулаки, с грохотом опускали их на столы. Вино перекатывалось в стаканах, вино наклонялось, наклонялся стол, и казалось, что стены зала, да и весь зал качается в дыму, сквозь который глядели две медные керосиновые лампы под круглым стеклянным колпаком, похожие на два желтых прищуренных глаза. Все наклонялось и выпрямлялось, как в каюте корабля. Они касались друг друга плечами, сидя за столом, плотно прижавшись друг к другу, а когда кто-нибудь протягивал руку за стаканом, все наклонялось снова. Толстуха Аполлина то появлялась между столиками, то куда-то исчезала, ее окликали, и она приходила и уходила, протискивалась, как могла; но не стоило тешить себя надеждой. Потому что все знают, хорошо знают, что если уж оно началось… Кто-то вошел. Разговор прервался, потому что кто-то вошел. У вошедших по лицу текла вода, переливаясь через поля шляпы, ее было много на полях, и она стекала вниз тонкими ручейками, когда вошедшие наклоняли голову. Вошли четверо с ружьями; это были караульные, которых только что сменили, и от их грубошерстной одежды шел пар, и этот пар смешивался с дымом… Известно, беда не приходит одна… А мул?… Дверь открылась и снова закрылась. Дверь открывается и закрывается: кажется, что эта жуткая ночь тоже хочет войти внутрь; кто-то сказал: «Закройте дверь!»

— А мул? Это что, нормально? Ты видел Ромена?

— Нет.

— А я видел… Закройте дверь!

И сквозь шум:

— Пришла беда — отворяй ворота.

— Я его видел; он мне все рассказал. Знаешь, этот камень… Это место тебе известно не хуже, чем мне; послушай, его ведь выбрали специально?.. И кто-то этот камень…

Потому что беда никогда не приходит одна; беды женятся, рожают детей, как в Писании.

— Сначала кровь… Потом, в середине, скот… А потом наступит тьма.

И среди громкого шума:

— Если бы они сделали так, как говорил Бартелеми, если бы у них у всех были такие записки…

Они то говорили все разом, то по очереди, и в пивной, и под дождем, вместе выходя за дверь, собираясь на улицах и перед домами, на лестнице и на крыльце под дождем; в эту ночь сон к нам не пришел, его не было с нами в эту ночь, в одну из самых коротких ночей в году, в одну из тех ночей начала июля, которые заканчиваются, едва начавшись.

И вот уже пора было идти обихаживать оставшихся в деревне коров; да и Пон собирался уходить. Видели, как он закидывал за спину набитый ранец, прислонив к скамье посох с железным наконечником.

Он взял посох. Было видно, как натянулась, выпятилась посередине крышка ранца из коровьей шкуры, как топорщится на ней шерсть. У сторожа за плечами висела корзина.

Стоял густой туман, но дождя не было.

Пон со сторожем двинулись по мокрой улице; они дошли до двух последних домов, и там их еще было видно; но Пон раздвинул рукой завесу тумана, которая тотчас же сомкнулась за ними.

Завеса тумана сомкнулась за Поном, и они со сторожем скрылись из глаз; и ее тоже никто не мог видеть, потому что она караулила Пона за деревней, дальше на дороге, встав с постели раньше остальных; потом она пошла навстречу Пону, вышла из-за куста, за которым пряталась.


Еще от автора Шарль Фердинанд Рамю
Красота на земле

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Улица Сервантеса

«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.


Сетевой

Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…


Тайна доктора Фрейда

Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?


Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


Татуированные души

Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.


Литературная память Швейцарии. Прошлое и настоящее

В книге собраны эссе швейцарского литературоведа Петера фон Матта, представляющие путь, в первую очередь, немецкоязычной литературы альпийской страны в контексте истории. Отдельные статьи посвящены писателям Швейцарии — от Иеремии Готхельфа и Готфрида Келлера, Иоганна Каспара Лафатера и Роберта Вальзера до Фридриха Дюрренматта и Макса Фриша, Адельхайд Дюванель и Отто Ф. Вальтера.


Всяческие истории, или черт знает что

В книге собраны повести и рассказы классика швейцарской литературы Иеремии Готхельфа (1797–1854). В своем творчестве Готхельф касается проблем современной ему Швейцарии и Европы и разоблачает пороки общества. Его произведения пронизаны мифологией, народными преданиями и религиозной мистикой, а зло нередко бывает наказано через божественное вмешательство. Впервые на русском.


Коала

Брат главного героя кончает с собой. Размышляя о причинах случившегося, оставшийся жить пытается понять этот выбор, характер и жизнь брата, пытаясь найти, среди прочего, разгадку тайны в его скаутском имени — Коала, что уводит повествование во времена колонизации Австралии, к истории отношений человека и зверя.


Под шляпой моей матери

В каждом из коротких рассказов швейцарской писательницы Адельхайд Дюванель (1936–1996) за уникальностью авторской интонации угадывается целый космос, где живут ее странные персонажи — с их трагическими, комичными, простыми и удивительными историями. Впервые на русском языке.