Великий страх - [60]

По стеклу пробежали первые тонкие струйки дождя, загремел гром. Звенела водосточная труба от падающих капель. Стекло помутнело, и сквозь него дома и деревья казались теперь странно размытыми, бесформенными и нелепыми. Так им и надо, этим революционерам; сам Бог с неба показывает этой непогодой, что их праздник обречен на неудачу!

Я внезапно поймала себя на мысли, которая уже давно подсознательно росла во мне, но еще никогда не проявлялась так ясно. Возможно, я не решалась признаться себе, но… я ведь совсем не понимаю Франсуа. Кажется, я люблю его, хочу жить с ним душа в душу, но нисколько не понимаю. Он такой особенный, такой смелый; я рада, что он тоже любит меня. И все же я чувствовала себя смертельно уставшей за этот месяц замужества. Его взгляды утомили меня, даже измучили. И я очень боялась, что эта усталость может перерасти в постоянное раздражение.

Мы совершенно разные люди. Если бы вокруг нас не существовало политики, общества или хотя бы революции, мы бы, возможно, вполне понимали друг друга. Но сейчас мы стоим на разных берегах, и нам не дотянуться друг до друга руками. Легко было восхищаться смелыми воззрениями Франсуа там, в Версале, когда Старый порядок еще прочно стоял на ногах и никто всерьез не предполагал его падения. Но нынче? Нынче его мир был так враждебен ко мне, что я не испытывала ни возможности, ни даже желания понять Франсуа. Его духовный мир слишком чужд мне. И я лишь формально, по записи в мэрии, перешла на его сторону.

Нельзя сказать, что я идеализировала Старый порядок. Я знала его слабости и пороки. Но сейчас, когда все это ушло, любой его недостаток приобретал какую-то особую прелесть, очарование… Третье сословие упрекало дворян в том, что они захватили для себя все права. Ну да, возможно, это и так, но дворяне, по крайней мере, умели ими цивилизованно пользоваться. А сейчас все изменилось, и вот пожалуйста – стоило черни один-единственный раз попасть в Версаль, и она учинила там побоище!

Я так глубоко ушла мыслями в прошлое, что Версаль всплыл у меня перед глазами – ярко, будто наяву… Сверкающая зелень парков, нежный шум листвы. Прекрасные мраморные скульптуры, расставленные вдоль аллей, слепящей белизной просвечивают сквозь цветущие заросли. Мягкая гладь безукоризненных водных партеров и золоченые лодки, покачивающиеся на воде. Шумят великолепные фонтаны, рассыпаются брызги, плещутся в бассейнах китайские золотые рыбки. И целый сноп разноцветных радуг, как арка, переброшен через парк… Какой нежной прелестью дышали все эти чудеса!

Я даже застонала от досады и отчаяния. Как мне недоставало того великолепия, той атмосферы уюта, интриг, романтики, той кипящей обволакивающей страсти, что витала в воздухе! Я просто тупею здесь, в Париже. Кому было нужно уничтожить все это?

– Вы поссорились с моим сыном, милочка? – полюбопытствовала мадам Лукреция, заглядывая в комнату.

Я молча уставилась на нее, не скрывая своего раздражения. И сын, и мать жили в моем доме, но, похоже, эта особа не сознавала этого. Вот уже целый месяц она донимала меня своими замечаниями. Мадам Лукреция не была вредной в открытую, она пускала свои иголки исподтишка, незаметно, но так, что в каждом ее слове слышались язвительность, едкость или осуждение.

– Он так занят, дорогая! Вам следовало бы учитывать это.

– Оставьте меня в покое! – раздраженно воскликнула я. Уже выйдя из комнаты и спустившись вниз, я вспомнила ее слова и усмехнулась. Франсуа занят? Ах, Боже мой! Можно подумать, он зарабатывает деньги для своей семьи.

Из детской доносились веселые голоса Жанно и Авроры. Я пошла туда, присоединилась к ним и, не выдержав, привлекла детей к себе. Две головки – одна светло-русая, другая черная – доверчиво прижались к моей груди. И я успокоилась.

Как бы там ни было, вот оно, мое сокровище, которое всегда останется со мной. И уж в нем-то я никогда не разочаруюсь.

2

Он вернулся в два часа ночи, когда я, так и не сумев уснуть, лежала, уставившись глазами в потолок. Дверь ему открыла Дениза. Я прислушивалась, слышала их голоса. Потом они стихли, и мне показалось, что Франсуа поднимается по лестнице.

Почему он вернулся так поздно? Праздник уже наверняка давно закончился, если вообще проводился под таким проливным дождем. И где же мог бродить мой муж до таких пор? Я привыкла, что из Собрания он возвращается поздно, но все-таки тогда речь шла о заседаниях, а теперь заседаний не было. Я приподнялась на локте, взглянула на каминные часы. Как поздно… Я вспомнила все, что случилось, нашу недавнюю ссору, и меня вдруг пронзила боль – уже не душевная, а физическая. Так сильно закололо в боку, что я невольно вскрикнула. Неужели что-то с ребенком? Я стала шарить рукой возле себя, пытаясь найти шнур звонка.

В этот миг ручка двери звякнула и повернулась.

Вошел Франсуа. На какую-то долю секунды сердце у меня радостно екнуло – неужели он пришел мириться? Но почти сразу же я заметила в нем что-то странное. Он как-то неуверенно и бесцеремонно двигался, и шел ко мне, хватаясь за стены. Он что, болен? Его кто-то избил на этом проклятом празднике?

– Сюз, – пробормотал он глухо. – Сюз, ты здесь?