Великий стагирит - [9]

Эвдокс жил в доме Платона. Когда Гермий и Аристотель вошли к нему, он лежал на жестком полу и что-то писал на папирусе чернилами.

— Эвдокс, это Аристотель, — сказал Гермий, едва переступив порог комнаты. — Он сам тебе расскажет о себе, а пока знай, что Спевсипп знаком с ним и что по распоряжению Спевсиппа Аристотель будет жить здесь и слушать всех учителей, каких пожелает.

— Ты прочел, что написано над входом в старый гимнасий? — спросил Аристотеля Эвдокс.

— Да. Там написано: «Не геометр да не войдет сюда!» — ответил Аристотель.

— Назови мне священное число гарпедонаптов, — сказал Эвдокс.

— Три, четыре и пять, — ответил Аристотель. — Таково отношение сторон прямоугольного треугольника…

— Кто решил задачу удвоения куба?

— Архит из Тарента.

— Что он сделал еще?

— Он установил различие между прогрессиями, — ответил Аристотель, улыбаясь.

— А чему ты улыбаешься? — спросил Эвдокс.

— Упоминание великих имен приносит радость, — ответил Аристотель словами Платона.

— Хорошо. Если хочешь, можешь присутствовать сегодня на моей лекции по географии, — сказал Эвдокс. — Или выбери себе любого другого учителя…

— А теперь послушай, что я тебе посоветую, — сказал Гермий, когда они вышли из дома. — Сегодня ты устраивай свое жилье. Это первое. Потом я тебе покажу Академию я познакомлю с теми, кто здесь обитает. Иначе тебя постоянно будут беспокоить вопросы: что это? Кто это? Что там? Кто там? Не правда ли?

— Пожалуй, — согласился Аристотель.

— Вечером же я приглашен к юному Демосфену. Ты можешь пойти со мной.

Старый гимнасий был разделен на классы. Помещения же, которые прежде служили для хранения спортивных снарядов, оружия и местом отдыха учителей, теперь были приспособлены для жилья. Еще несколько домов было построено друзьями Платона. Они тоже предназначались для жилья и для занятий.

Некоторые из друзей и учеников Платона жили здесь постоянно. Другие — в Афинах: Академия находилась лишь в шести стадиях от Дипилона. Третьи, как Эвдокс и Гермий, бывали в Академии наездом.

— Сколько ты намерен пробыть здесь? — спросил у Аристотеля Гермий.

— Не знаю, — ответил Аристотель. — Может быть, всю жизнь: за пределами Академии нет ни людей, ни дел, которые влекли бы меня к себе…

— Счастливый, — сказал Гермий. — Ты счастливый. У меня же мой Атарней, куда я обязан вернуться. Каждый мой приезд в Афины раздражает Сузы и стоит нескольких доносов на меня Артаксерксу. Я никогда бы не вернулся в Атарней, когда б не эллины, которые там, в Атарнее, нуждаются в моей зашите. Да и мой друг Эвбул зовет меня, потому что стар уже. Дождусь Великих Панафиней и вернусь… А ты счастливый. Как ты сказал? «За пределами Академии нет ни людей, ни дел, которые влекли бы меня к себе…»

Они шли по тенистой платановой аллее, направляясь к Кефи́су — реке, которая протекала через рощу Академа. Гермий обнял одной рукой Аристотеля, вздохнул.

— Твой друг тиран? — спросил Аристотель.

— Да. Но слово «тиран» звучит здесь оскорбительно. Тиран сиракузский Дионисий Старший сделал это слово ненавистным для всех, кто любит Платона. Дионисий был грубым, жестоким и тщеславным человеком. И он ненавидел свой народ. Но были другие тираны, Аристотель. И ты, должно быть, слышал о Питтаке и Периандре, которых мы помним и теперь, причисляя к людям достойным и мудрым. А ведь они были тиранами, Аристотель… Все теперь в большой тревоге за Платона, — продолжал Гермий, когда они уже стояли на берегу тихой речки, берега которой поросли густой зеленью. — Спевсипп и Ксенократ торопятся к учителю, чтобы быть рядом с ним. Из Сицилии получены тревожные вести: Дионисий Младший изгнал из Сиракуз Диона, своего наставника и старинного друга Платона. Сейчас Дион в Италии. Платон же остался без защиты, враги Диона клевещут на него. И кто знает, чем это кончится… Видно, Дионисий Младший не далеко ушел от Дионисия Старшего, — он так же неверен и тщеславен, как и его отец.

— Что смогут сделать для Платона Спевсипп и Ксенократ?

— Они молоды и сильны. А Платон стар, ему уже шестьдесят. Будь у меня флот, я сейчас же двинулся бы к Сицилии… Философия не может, Аристотель, сделать ничтожного человека великим, жестокого добрым. Только доброго она может сделать великим…

Они осмотрели экседру — зал для занятий в доме Платона. Аристотель, который и прежде слышал о скромности великого философа, все же не мог не подивиться, как просто была обставлена его экседра: стол учителя, его кресло, за креслом на стене белая доска, перед столом — несколько рядов скамеек для слушателей.

Аристотель подошел к столу, посмотрел в окно. Там, за окном, стояла старая олива. Гермий потом утверждал, что этой оливе почти столько же лет, как и той, которая выросла на камнях Акрополя из жезла Афины.

— Афина подарила оливу, Посейдон — воду, Дионис — виноградную лозу, — сказал Гермий. — Но кто подарил афинянам философию? Сократ и Платон…

Они долго рассматривали клепсидру, которая будила по утрам обитателей Академии.

— Уже завтра ты услышишь ее голос — звук вот этих флейт, — объяснял устройство клепсидры Гермий. — Когда к утру наполнится вот этот сосуд, вода приподнимет поплавок и откроет клапан в другой сосуд, который пуст. Вода хлынет в него, вытесняемый ею воздух устремится к отверстиям флейт, и они запоют. И тогда вся Академия наполнится голосами. Как ты думаешь, куда прежде всего устремятся слушатели?