Великий симолеонский капер - [3]

— Так-то лучше, — бормочу я.

Энн в замешательстве.

— А теперь у него голосовая распознавалка вроде и не глючит.

— Я так не думаю. Наверняка мою математическую задачку перенаправили настоящему человеку.

Когда в разговоре у встроенной программы наступает ступор, она зовет на помощь, и за дело берется живой человек. Он видит нас через встроенную видеокамеру, — поясняю я, указывая на «рыбий глаз» линзы в передней панели приставки, — и слышит через встроенный микрофон.

Энн слушает с остекленелым взглядом, и я подбираю аналогию для аналогии.

— Помнишь Изгоняющего дьявола? Ну, Растером овладели, как той чиксой в кино. Но это не просто Вельзевул. Это сам техник из службы поддержки.

Я только что сослепу угодил в ловушку, совершенно очевидную для Энн.

— Так, может, тебе стоит подать резюме на эту вакансию? — восклицает она.

И другая дверца ловушки захлопывается быстрее, чем я успеваю прикусить язык:

— Я могу прямо сейчас переслать ваше резюме в онлайн! — говорит Растер.

Следующим вечером моя золовка — само воплощение торжества. У меня для нее две новости: хорошая и плохая. Хорошая: я теперь сотрудник службы техподдержки Метавселенной. Плохая: у меня нет офисной конуры в каком-нибудь комплексе на окраине. Я работаю удаленно, из дома — из ее дома, с ее кушетки. Я там сижу весь день, жуя не облагаемые налогом конфеты из сокращающегося запаса, в гарнитуре оператора, перед консолью управления, и при помощи этого комплекта, словно кукловод, манипулирую чужими Растерами на чужих экранах по всем Соединенным Штатам. Я их вижу — картинка с широкоугольной камеры в каждой приставке всплывает на моем экране. Но меня они не видят, а только Растера, моего аватара, мое тело в Метавселенной.

В неверном безликом свете мрачной Трубы люди задают мне скучные вопросы по арифметике. Если они спрашивают о рецептах, расписании самолетов, уходе за детьми или чем-то еще по дому, их перенаправляют к другим техникам. Моя работа сводится к чистой математике.

И навевает сон вплоть до следующей недели, когда агентство моего братца открывает большой симолеонский тотализатор. Официальным представителем наняли типчика в костюме с галстуком-удавкой. Спустя считанные минуты начинают поступать ответы от участников. Каждый фан «Медведей» в Большом Чикаго пытается сосчитать объем Солджер-Филд. И все ошибаются; но даже те, кто близок к верному ответу, наверняка использовали глючный чип своей приставки. Я завяз в конфликте интересов, мне так и хочется протянуть трехпалую толстую ручку Растера в белой перчатке и стукнуть кого-нибудь из них по голове — вразумить маненько.

Но я поклялся хранить тайну. Джо нанял меня провести расчеты для Метродоума, Три-Риверс, мемориального стадиона имени Роберта Кеннеди и всех остальных арен Национальной Футбольной Лиги. В каждом городе будет свой победитель, он и заберет симолеоны.

Каждые четыре часа нам позволяют пятнадцатиминутный перерыв. Я запускаю домашний театр, просто цилиндры продуть, и устремляюсь по главной улице Метавселенной — в клубешник по своему вкусу. Я все еще в своей униформе Растера, но мне начхать. Я один из тысяч Растеров, снующих взад-вперед по улице во время своего перерыва.

Мой клуб — в узком переулке, отходящем от узкой боковой улочки, вдалеке от огромных виртуальных ТРЦ и трехмерных парков видеоразвлечений, основных источников дохода в электронной экономике Метавселенной. Внутри несколько Растеров, но у большинства посетителей аватары покреативнее. В Метавселенной никогда нельзя надеяться, что твой пирсинг, брендовая одежка или татуха прикольней, чем у следующего клиента.

Группа на сцене — их концерт транслируется вживую из пражской студии — не очень, поэтому я перемещаюсь в дальний зал, заставленный виртуальными стеллажами; каждую кассету можно послушать, уделив несколько секунд каждой песне. Если понравилось, скачиваешь целый альбом, с опциональными интерактивными табулатурами, видео и текстами.

Я как раз роюсь в одном из таких стеллажей, когда ощущаю присутствие другого аватара рядом: это что-то большое и лохматое. Оно что-то бормочет, но я его игнорирую. Могучий кашель долетает из сабвуфера, скрежещет в динамиках, прорывается на центральный канал экрана. Я разворачиваюсь. Это оказывается внушительное создание в футблолке с надписью ХАКЕРЫ 1111. У него очень длинные клыки, похожие на косы, ими оно вцепилось в цилиндр ярко-розового цвета. Прорисовка куда лучше растеровской, качество почти диснеевское.

Ленивец произносит:

— 537824167720.

— Эй! — кричу я. — Ты кто, блин, такой?

Ленивец подносит к пасти розовый цилиндр и отпивает. Это банка «Джолт».

— Ты откуда узнал число? — требую я. — Оно должно храниться в секрете.

— Ключ под ковриком у двери, — говорит ленивец, разворачивается и покидает клуб.

Мой пятнадцатиминутный перерыв истек, и остаток рабочего дня я ломаю голову над смыслом его слов. Потом слезаю с дивана, открываю переднюю дверь и лезу под коврик.

Так точно, кто-то подсунул туда конверт. Внутри лист бумаги с числом, записанным в шестнадцатеричной нотации, какой пользуются компьютерщики: 0A56 7781 6BE2 2004 89FF 9001 C782 и так далее, примерно пять строк.