Великий санный путь - [29]

Вторым моим духом-помощником стала акула, которая однажды подплыла к моему каяку в открытом море, легла на воду рядом и шепнула мне свое имя. Я был очень изумлен, так как никогда не видал раньше акул, они здесь очень редки.

Песня, которую я обыкновенно пел, когда вызывал духов, была немногословна. Вот она:

Радость, радость, радость, радость!

Я вижу малого духа берега, моего тезку.

Радость, радость!

Эти слова я мог повторять до тех пор, пока не заливался слезами, охваченный каким-то непонятным страхом; потом вдруг начинал дрожать всем телом, выкрикивая только: "А-а-а-а, радость, радость! Хочу домой, радость, радость!"

1.11. "Мы боимся"

Много вечеров напролет мы с Ауа обсуждали разные житейские обычаи и обряды и табу, но дальше обстоятельного длинного перечисления всего дозволенного и недозволенного дело не шло. Все отлично знали, что именно полагается делать в каждом данном случае, но всякий раз вопрос мой "почему?" оставался без ответа. Моим собеседникам казалось просто нелепым, что я, не довольствуясь простым сообщением, добивался причины происхождения их религиозных представлений.

И в этот раз, как обыкновенно, вел разговор Ауа. Как всегда оставшись у меня в долгу, он вдруг встал, словно подчиняясь какому-то наитию, и пригласил меня выйти с ним на воздух. Я же предлагал своему хозяину остаться дома, так как мне хотелось закончить часть работы; к тому же погода выдалась необычайно суровая, а мяса у нас имелось в избытке после нескольких дней удачной охоты.

Короткий день уже давно сменился послеобеденными сумерками, но так как взошла луна, то можно еще было видеть далеко вперед. По небу неслись белые рваные облака, ветер порывами налетал на стойбище и набивал нам в глаза и в рот снег. Ауа, глядя мне в глаза и указывая на лед, где крутила метель, сказал:

- Для охоты и счастливой жизни людям нужна хорошая погода. Зачем же эти постоянные метели и вся эта ненужная помеха тем, кто должен промышлять пищу для себя и для тех, кого он любит? Зачем? Почему?

Вышли мы из жилья как раз в то время, когда мужчины возвращались с охоты на тюленей у ледовых отдушин. Шли они, сбившись в кучку и сгибаясь перед встречным ветром, временами задувавшим с такой силой, что они должны были приостанавливаться и пережидать шквал. Ни один из них не тащил за собой добычи; целый день изнурительного труда пропал даром.

На вопрос Ауа я должен был ответить молчаливым покачиванием головы. Тогда он повел меня в жилье Кувдло, рядом с нашим. Маленькая жировая лампа горела тусклым огоньком, не давая ни малейшего тепла, двое иззябших маленьких ребятишек съежились в уголке лежанки, прикрывшись одеялом из оленьей шкуры.

Опять Ауа поглядел на меня и спросил:

- Зачем здесь, в жилье, должно быть холодно и неуютно? Кувдло целый день провел на охоте и, если бы он добыл себе тюленя, как того заслуживал, его жена теперь сидела бы около лампы, смеясь и пустив большой огонь без боязни, что не хватит на завтра... И в жилье было бы тепло, уютно, и дети вылезли бы из-под одеяла и радовались бы жизни. Почему же не так? Почему?

Я не ответил, и он вывел меня из жилья и повел к своей старой сестре Натсек, хворавшей и потому жившей в отдельной хижинке. Изнуренная, исхудалая, она не оживилась даже от нашего посещения. Уже несколько дней подряд ее бил злой кашель, выходивший как будто из самой глубины ее легких; похоже было, что она недолго протянет.

В третий раз взглянул на меня Ауа и спросил:

- Почему люди должны болеть и страдать? Все мы боимся болезней. Моя старая сестра, насколько нам, людям, известно, не сделала ничего дурного, прожила долгую жизнь и родила здоровых детей, а теперь должна мучиться до скончания дней своих. Почему? Почему? [28].

На этом демонстрация кончилась, и мы вернулись назад в свое жилье, где и возобновилась прерванная беседа.

- Видишь, - оказал Ауа, - и ты не можешь указать причин, когда мы спрашиваем тебя: почему жизнь такова, какова она есть? Так оно есть и так должно быть. И все наши обычаи ведут свое начало от жизни и входят в жизнь; мы ничего не объясняем, ничего не думаем, но в том, что я показал тебе, заключены все наши ответы:

Мы боимся!

Мы боимся непогоды, с которой должны бороться, вырывая пищу от земли и от моря.

Мы боимся нужды и голода в холодных снежных хижинах.

Мы боимся болезни, которую ежедневно видим около себя. Не смерти боимся, но страданий.

Мы боимся мертвых людей и душ зверей, убитых на лове.

Мы боимся духов земли и воздуха.

Вот почему предки наши вооружались всеми старыми житейскими правилами, выработанными опытом и мудростью поколений. Мы не знаем как, не догадываемся почему, но следуем этим правилам, чтобы нам дано было жить спокойно. И мы столь несведущи, несмотря на всех наших заклинателей, что боимся всего, чего не знаем. Боимся того, что видим вокруг себя, и боимся того, о чем говорят предания и сказания. Поэтому мы держимся своих обычаев и соблюдаем наши табу.

Все табу и связанные с ними обычаи и обряды строго отделяют сухопутную дичь от морского зверя. Причина в разнице их происхождения, оттого и нельзя их смешивать; мы верим, что они заражаются одни от других и тем причиняют людям беды.