Великий Рузвельт - [67]

Платформа Демократической партии накануне выборов 1936 г. производила впечатление документа, сделанного по меркам консервативной оппозиции или, в лучшем случае, как писал Ф. Франкфуртер, составленного с таким расчетом, чтобы «удовлетворить каждого, никого не обидеть». «Проект платформы, – писал он Рузвельту, – не содержит в себе ничего вдохновляющего, никакой общей концепции, никакого призыва к борьбе, ничего такого, что ободряло бы, что запоминалось бы. По содержанию он едва ли отличается от того, что предлагают республиканцы, а по тону составлен в еще более скучных выражениях» {63}. Франкфуртер полагал, что программа должна была бы отразить намерение демократов развивать и дальше дело социальной реформы. Однако Рузвельт не изменил ни слова в этом документе, выработанном специальным комитетом. Примечательно, что во главе его был поставлен сенатор Вагнер, который должен был символизировать готовность со стороны демократов следовать и дальше по пути реформ, хотя сам сенатор не скрывал пессимизма в отношении достигнутого и достижимого {64}.

Между тем потребность в глубоких переменах не только не отпала, но все острее осознавалась широкими массами трудящихся {65}. Это относится, прежде всего, к тем отрядам рабочего движения, которые всем ходом событий выдвигались на авансцену политической жизни. Речь идет о качественно новом уровне понимания существующего и углубляющегося классового размежевания в обществе и своих собственных классовых интересов. Достигнутая более высокая ступень классового самосознания рабочих (прежде всего в основных отраслях промышленности), как справедливо отметил американский историк Дэвид Монтгомери, проявилась тогда в расширении борьбы за осуществление демократического контроля деятельности отдельных частных предприятий {66} и, добавим, в повышении идеологической зрелости организованного рабочего движения в целом, в усилении тяги к независимому политическому действию, в поиске путей выхода из кризиса на основе выработки альтернативных социально-экономических программ, создания и расширения национализированного сектора экономики, в общей перестройке хозяйственного механизма путем усиления регулирующей роли государства и т. д.

Даже многие ведущие лидеры АФТ пришли в конце концов к убеждению, что крах 1929 г. был вызван не случайными обстоятельствами, а явился неизбежным следствием «фатальных дефектов» экономики страны, среди которых в числе первых называлось отсутствие контроля общества над производством и распределением, развитием финансово-кредитной системы и т. д. {67}. Разумеется, среди гомперсистов об этом не принято было говорить вслух, но о необходимости создания и планирования со стороны государства постоянно действующей системы общественных работ Исполком АФТ заявил открыто в своем обращении к двум ведущим партиям {68}.

Горячую заинтересованность в последовательном осуществлении все более глубоких социальных преобразований и активизации правительства в данном вопросе проявили профсоюзы КПП. Своей ближайшей целью они декларировали проведение через конгресс закона о минимуме заработной платы, гарантиях прав профсоюзов и расширении участия рабочего движения в определении правительственной политики {69}. Но весь дух и вся практика «нового тред-юнионизма» свидетельствовали, что его социальные идеалы не ограничиваются борьбой за удовлетворение набора чисто экономических требований. Об этом в воспоминаниях Лен де Кокса (одного из руководителей КПП) сказано следующими словами: Конгресс производственных профсоюзов «представлял собой устремленное к значительным целям воинственное движение, поставившее перед собой задачу добиться вовлечения трудящихся США в профсоюзы во имя улучшения их жизненных условий и вместе с тем не ставившее препятствий выражению их далеко идущим чаяниям, что вполне естественно для хорошо организованного боевого и ведомого умными лидерами пролетарского движения, если оно нацелено на эвентуальную трансформацию общества» {70}.

На своей первой национальной конференции, состоявшейся в Атлантик-Сити (октябрь 1937 г.), КПП выработал законодательную программу, которая вобрала в себя наиболее существенные требования, разделяемые основной массой членов американского профдвижения. Бросается в глаза, что упор в ней был сделан на «фундаментальное требование» закрепления в законодательном порядке права на работу. С этой целью предлагалось обязать всех частных предпринимателей строжайшим образом соблюдать права рабочих, предоставленные законодательством «нового курса». Выдвигалось требование введения федерального законодательства, регулирующего продолжительность рабочего времени и минимальные ставки заработной платы в промышленности. Именно от этой меры ожидали многого, и прежде всего роста занятости. Предлагалось также принять поправки к законодательству о социальном страховании, сделав его максимально отвечающим сложившимся условиям, демократичным, охватывающим все категории трудящихся без каких-либо изъятий {71}.

Проблема занятости и обеспечения миллионов обездоленных людей необходимым минимумом жизненных благ оставалась на переднем плане национальной политики. Несмотря на все усилия, безработица не перестала быть главной народной бедой. На заседании Чрезвычайного экономического совета в присутствии Ф. Рузвельта в конце декабря 1935 г. представители министерства труда приводили цифру существования в стране в 12 млн безработных, что лишь на 2 млн было ниже уровня 1933 г. {72} А тем временем индекс промышленной продукции достиг 90 пунктов от уровня 1929 г. После того как уже в 1936 г. обозначился новый спад в экономике, ход событий сделал данную проблему самым больным местом в системе отношений между правительством и организованным рабочим движением. Рабочий альянс – организация движения безработных – все настойчивее критиковал правительство за самоустранение от поисков оптимальных решений проблемы занятости {73}. Профсоюзы поддержали эту критику. Гопкинс и некоторые лидеры Демократической партии признавали справедливость протеста, выраженного организованным движением безработных, а вместе с тем и его влияние на политическую обстановку в стране {74}.