Великий обман. Выдуманная история Европы - [90]

Вопрос о том, как далеко зашел клир и исполнители-иезуиты в деле защиты церковных интересов, – остается открытым. А интерес в «прививании» Китаю чуждой хронологической системы у церкви, безусловно, был.

Если представить себе начавшуюся в Ватикане панику, вызванную осознанием превосходства китайской письменной культуры, и вспомнить дату отправки первого посольства в Пекин (путешествие Матео Риччи, 1583 год, то есть непосредственно вслед за григорианской календарной реформой октября 1582 года), то можно понять, сколь продуман, тонок и вместе с тем дерзок оказался план: выстроить идеологический рубеж в центре вражеской страны с целью упреждения вполне резонно ожидаемого культурного штурма. С переводом Китая на европейскую хронологию цель была достигнута: нейтрализована, возможно, единственная сила, способная, быть может, противостоять католической историографии.

Глава 13. СТРАТЕГИИ ЗАЩИТЫ: САМООЧИЩЕНИЕ

Подделки разоблачают по-разному: иногда сразу, как в случае с «хроникой Бероза» Цельтиса или с «несторианским камнем» иезуитов. Слишком уж тут очевиден умысел и его выдает неряшливое исполнение (ошибки). Сразу понятно, зачем нужен был подлог, какую цель преследовал фальсификатор. Иногда подделки разоблачают лишь по прошествии времени, особенно когда подделываются произведения искусства: не по идеологическим, а по материальным причинам.

Бывает, что со времени фабрикации веши настолько изменяются вкусы, что подделка в новую эпоху задевает здравое чувство стиля. Тогда соответствующая статуя переезжает в музейный подвал. Вряд ли ее когда-нибудь «реабилитируют» и вернут на прежнее место: полное повторение художественного вкуса практически невозможно.

Несколько по-другому дело обстоит с «идеологическими» фальшивками: рукописями и документами. Их цель иная – воздействовать на умы. Если это удается – конечно, не на основе этой подделки, а других, не разоблаченных фальшивок и мошенничеств, – тогда и разоблаченный однажды документ может сновa занять место на полке подлинников.

Разумеется, сразу после того, как мошенничество раскрылось, «уличенный» документ должен исчезнуть из поля зрения. Зато несколько поколений спустя – чем больше, тем лучше, – он вполне может быть извлечен на свет божий, чтобы выполнить-таки свою функцию. Значит, его время пришло. Розвита и Лигуринус, например, снова причислены к свидетельствам средневековья [203].

Такое уж странное «совпадение»: нужные античные тексты находятся именно тогда, когда приспело для них время. Правда, случается, что и «вызревание» времени ускоряется подобными «открытиями». Так, в 1916 году были открыты фрагменты сочинений античного софиста Антифона, который, оказывается, провозглашал всеобщее равенство и ратовал за политические свободы. Такое немыслимо даже для Ренессанса, да и для 1848 года еще рановато. Зато для эпохи обрушивающихся в Первую мировую войну монархий эти лозунги подходят как нельзя лучше, и они были встречены, что называется, «на ура». Вопрос о подлинности Антифона, стало быть, решен. Прецеденты нам уже знакомы по подделкам эпохи барокко: пока документ не противоречит церковным догматам, он считается подлинным, как и все, что вписывается в общую картину и служит своей цели.

«Иконоборец»

Так, с легкой долей иронии, величали французы XVII века одного из выдающихся богословов, которому своими яростными разоблачениями лжесвятых удавалось даже добиться того, что церковь признавала их «неисторичными» и вычеркивала из литургических календарей.

Жан де Лонуа (1603-1678) родился в Нормандии и, перебравшись в Париж, одно время организовывал еженедельные встречи с единомышленниками-реформаторами. Подобные сходки, впрочем, скоро запретили. Одну из его книг конфисковали прямо в типографии, другие – запрещали к продаже. Сегодня они выглядят робким поползновением чуть «проредить» безмерно разросшиеся когорты «праведников», следствие бездумного «святопочитания». Дионисия Ареопагита, например – якобы современника апостолов, обратившего в христианство римскую Галлию, – «иконоборец» считал анахронизмом. А историю с высадкой Лазаря и Марии Магдалины в Провансе – называл полной бессмыслицей.

Будучи у Гольстениуса в Риме (имя этого подделыцика нам уже знакомо), Лонуа, видимо, узнал что-то такое, что настроило его на критический лад. Он был весьма плодовитым и популярным автором и, прежде всего, всеми признанным и уважаемым богословом. Его стремление к «очищению рядов» вполне отвечало духу времени. В его, наверное, лучшей работе, способствовавшей, однако, «удостоверению» поддельных хроник, осуждались выдуманные монастырские школы эпохи Карла Великого и его наследников (книга вышла на латыни в 1672 году). Полстолетия спустя все его сочинения собрали в пять томов и издали в Женеве. Время запрета на его сочинения прошло.

Иезуит Жермон

Святые приходят и уходят. Входят в моду, всеми почитаются, потом уступают место другим. Могут меняться картины на стенах церкви, но никогда – ее внутреннее содержание, основополагающие принципы. Они остаются неизменными. По крайней мере, с тех пор, как на стол Гуттенберга легла первая, напечатанная в его типографии Библия. А если менялись догмы, то некоторые касающиеся их документы объявляли поддельными, а соответствующих отцов церкви – еретиками. Бартелеми Жермон, французский иезуит из Орлеана (1663-1712 (или 1718?)), знаменитый противник Жана Мабийона, основателя палеографии, и Феликса Костанса, – в сочинении De veteribus regumfrancorum diplomatibus et arte secernendi vera afalsis (О древних свидетельствах франкских королей и искусстве различать подлинное от поддельного, Париж, 1703) предпринял попытку исследования источников. А в книге О древних еретических погубителях книг Отцов церкви – вышедшей десять лет спустя с позволения церковной цензуры и по личной рекомендации короля Франции, он пишет (в лучших традициях богословского красноречия подтверждая свой вывод неотразимыми аргументами), что древние манускрипты с текстами Блаженного Августина и даже евангельские рукописи, восходящие якобы к IV—V BB., – были подделаны в бенедиктинском монастыре Корби в IX веке (или позже, до XIII в.)