Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века - [59]

Ранним воскресным утром я продолжил свой путь на юг и посетил богослужение в красивой церкви в Чудове. Два длинноволосых священника, облаченных в золото и серебро, пели и освящали третье таинство русских, которое они несли в золотых чашах над головами. Около двадцати крестьянок подносили своих детей и получали от священников причастие и благословение. В нижней части церкви лежат мощи в открытой раке, по обе стороны которой горят восковые свечи. Церковь полна людей. Молодежь и старики встают на колени или падают ниц во время молитв и песнопений священников.

Жители Чудова состоятельны и вместе с тем религиозны. Церковные налоги устанавливаются и собираются местными властями, после чего население организовывает сбор средств и возмещает их. Таким образом, здешняя церковь не лишается своих богатств. В некоторых других церквах значительные ценности (10–15 пудов серебра и большие количества золота) были конфискованы «в помощь голодающим».

В Чудове деревенская дорога сворачивает в сторону от железной дороги и несколько десятков верст идет прямо на юг. Внезапно, прямо посреди крестьянских угодий, вновь начинается мощенная булыжником дорога. Вдали сверкают золотые купола Новгорода. Одиночный экипаж, более широкий по сравнению с обычными извозчиками, в котором под раскрытым зонтом от солнца сидят две женщины средних лет, одетые по моде 1917 года, является свидетельством того, что старая буржуазия в древнем городе влачит жалкое существование. В центре города — большая площадь с памятником тысячелетию. В городе можно поужинать в кооперативном ресторане под названием «Непо» (в честь новой экономической политики) по доступной цене в 60 эре. После ужина я продолжаю свой путь через двойную городскую стену, через мост, через парк с аттракционами, где в воскресный день молодежь катается на карусели и танцует. Далее прохожу одну или две версты по мощенным булыжником улицам и завершаю мой визит в Новгород.

Печатается по: Brusewitz P. E. Bakom Rysslands järnridå. Рå motorcykel Petrograd — Tiflis. Stockholm, 1923. S. 20–21. Перевод А.М. Галиновой.

1931

Роберт Байрон — английский писатель-путешественник, журналист. Учился в Итоне и Оксфорде. В целях расширения кругозора и продолжения образования много путешествовал по Греции, Индии, Афганистану, Тибету, Персии, России, Китаю, Египту. Результатом путешествий были книги, в том числе «Сначала Россия, потом Тибет» (1933). В ней он противопоставляет культуру Тибета, которая, по его мнению, не имела точек соприкосновения с европейской, русской культуре, которая была тесно связана с европейской. Его жизнь трагически оборвалась в 1941 году, когда корабль, на котором он плыл, был торпедирован немцами.

На фоне безумия, организованного и действующего полным ходом в большевистской России, ту гостеприимную и спокойную страну, которую описывали довоенные путешественники, теперь уже не узнать. И все же то тут, то там, в местах, избежавших промышленных и политических потрясений последних пятнадцати лет, сохраняется романтический дух «Святой России». Одним из таких мест, как мне показалось, является Новгород. Даже для человека, увлеченного традициями Константинополя, романтика этого города не представляется чем-то полностью архаичным, не связанным с настоящим. Ведь цивилизация России происходит из византийских традиций и с учетом условий современного мира большевизм — законное продолжение этого рода.

В семь утра, когда я остался на платформе Новгорода, глядя вслед выпускающему клубы пара поезду, который уходил на Псков, было еще темно и стоял пронизывающий до костей холод. Нам нашли сани, и мы неслись галопом по спящим улицам, подпрыгивая на ямах и ухабах, пока на фоне слабо светлеющего неба не вырисовались выстроенные в темную линию зубцы, обозначившие стену кремля. Впереди показался въезд в виде арки. Не снижая галопа, мы свернули вправо, с грохотом от конских копыт пронеслись через узкий туннель и остановились у бывшего дворца архиепископа, который теперь служил домом отдыха для ученых. Напротив дворца я узнал очертания собора Св. Софии. Внутри нас ожидала освещенная лампой комната с роскошным гарнитуром из карельской березы, выполненным в позднем имперском стиле, — на золоченых ножках, обитым шелковой парчой с узорами в виде белых цветов на малиновом фоне. Туалет оказался чистым, в нем была приготовлена горячая вода, чтобы побриться. Одна из моих коллег уже чистила зубы над раковиной. На завтрак нам подали кофе с молоком и сахаром, черный хлеб типа нашего «Ховис», свежее масло и холодный пирог с капустой. По мере того как за окнами медленно наступал рассвет, мы стали различать свинцовые купола в форме луковиц и центральный позолоченный купол-шлем Софийского собора — неподвижные и молчаливые под завесой мягко падающих снежинок. На фоне кремовых стен собора линия низкорослых лишенных листвы деревьев выступала среди девственно чистого снега с какой-то тонкой четкостью, напоминая остовы прижатых к земле папоротников. И в одиннадцатом веке они, наверное, выглядели так же, как и сейчас, в двадцатом. Мне это напомнило мазки белой краски на строгом архитектурном фоне, которые присущи иконам Новгородской школы. Когда я делился этим впечатлением с нашим гидом, вошла хозяйка с регистрационными формами. Мой паспорт? Я его оставил дома. Она сделала вид, что неприятно удивлена. Предвидя возможные споры по этому вопросу, я вручил ей мое английское водительское удостоверение и ушел на прогулку, оставив вопрос решаться самим собой, как и получилось.