Великий мертвый - [66]

Сходка замерла, и Кортес уже видел, что победил.

— Бабы! — внезапно выкрикнул кто-то. — Это наша законная добыча! Почему не отдаешь?!

Кортес покачал головой.

— Кто из вас лично добыл хоть одну бабу в этом дворце?

Солдаты переглянулись.

— Я там был! — выкинул вверх один из арбалетчиков.

— И я!

— И я!

Кортес тоже поднял руку и дождался тишины.

— Что я — не помню, как вы оттуда драпали? — язвительно улыбнулся он. — Даже меня обогнали!

Сходка дружно загоготала.

— А главное, за каждой этой бабой целое племя бойцов стоит… так что лучше их не трогать, — прищурился Кортес и вдруг понизил тон, — Потерпите, друзья… немного осталось.

Солдаты разочарованно загудели. Им снова обещали золотые горы, но когда-нибудь потом, и снова отказали даже в медяке, — но сейчас.

* * *

Какама-цина запустили в боковое крыло дворца лишь, когда кастилане за огромным забором перестали шуметь. И встреча с Мотекусомой происходила, как всегда, при Кортесе и четырех капитанах.

— Кто убил воспитателей? — прямо спросил Какама-цин.

— Сиу-Коатль, — честно ответил Мотекусома.

Какама-цин обмер. Но он знал, что Мотекусома лгать в таком деле не будет.

— Но зачем?!

— Я приказал.

Какама-цин стиснул зубы, но в знак принятия и такого ответа склонил голову. Что-либо иное спрашивать о гареме было неприлично. Но, едва он стал говорить о нарушении границы и о законе, требующем немедленной высылки кастилан из столицы, вмешался сам Кортес.

— Скажи ему, что все было не так, — повернулся он к Марине.

Та перевела, и лицо Какама-цина вытянулось.

— Ты говоришь, я лгу?

— Я не обвинял уважаемого Какама-цина во лжи, — напрягся Кортес, — но по моим сведениям, ваши военачальники из Наутлы первыми перешли границы Союза и напали на тотонаков, находящихся с нами в родстве.

Какама-цин оторопел.

— Но это не так!

— Так давайте выясним, как было на самом деле! — энергично предложил Кортес, — у вас же есть правосудие?

Какама-цин побагровел. Он видел, что Кортес просто оттягивает время неизбежной расплаты. И вот тут вмешался Великий Тлатоани.

— У нас-то есть правосудие, — горько проронил Мотекусома, — но я не пойму, чего хочет мой загостившийся кастиланин?

— Я пошлю человека в Вера Крус, — предложил Кортес, — и пусть придут мои свидетели из крепости. А вы пригласите своих военачальников. Тогда и выясним, кто виновен.

Какама-цин недобро хмыкнул. Он ведел, что Кортес просто пытается связаться со своим отрезанным гарнизоном, и не собирался давать ему такого шанса.

— Дельная мысль, — вдруг поддержал кастиланина Мотекусома и с улыбкой протянул Какама-цину свой перстень. — Отдай это начальнику гарнизона города Наутлы. Пусть обязательно придет. Мы должны знать, что произошло.

Какама-цин посмотрел в глаза Великого Тлатоани и просиял. Ему вдруг стало совершенно ясно, что если дознание состоится прямо здесь… Кортеса можно будет наказать, даже не выводя за пределы дворца!

* * *

Взамен умершего от ран Хуана Эскаланте Кортес послал возглавить крепость солдата Алонсо де Градо — весельчака, музыканта и проныру. Рисковать никем другим Кортес не желал. Пока он с трудом представлял, как именно будет идти дознание, но уж время-то выигрывал в любом случае. То самое время, за которое солдаты могли отъесться и отоспаться. То самое время, за которое Берналь Диас отольет золотых слитков еще на одну-две сотни тысяч песо. А главное, то самое время, за которое Мотекусома медленно, но верно будет привыкать к своему странному состоянию.

Кортес проделывал это всякий раз, когда, вместо женщин и подростков, ему приходилось покупать необъезженных мужчин, — еще там, на Кубе. О-о! Какие взгляды они кидали поначалу! Такому не то, что вилы — вилку доверить было опасно. Вот их-то и лишали пищи и воды и, хорошенько отстегав, помещали в цепи — дня на два-три. А затем приходил сам Кортес, ругал нерадивых исполнителей, лично освобождал узников, кормил их со своей руки, и — глядишь, недели через две Кортес мог повернуться спиной к любому из них.

Конечно, с Мотекусомой было сложнее — слишком умен, однако схема была та же и сработала она так же, как — в свое время — и на взбунтовавшихся и тоже попавших в кандалы сторонниках возвращения на Кубу. А уж на что неглупые люди…

Первым делом Кортес поставил в охрану Верховного правителя Союза некоего Трухильо — здоровенного мрачного матроса, не пропускавшего мимо себя ни одного местного мальчика. Понятно, что Мотекусома быстро сообразил, что означают нескромные поползновения Трухильо, и в гневе потребовал его сменить. Кортес немедленно это сделал, при Мотекусоме наказал Трухильо палками и на этот раз подсунул Великому Тлатоани обходительного Веласкеса де Леона — для контраста.

Затем начальник стражи по недомыслию поставил в охрану королевских покоев Педро Лопеса — еще менее приятного типа, чем Трухильо, и уж на этот раз Кортес немного потянул время и заставил Мотекусому повторить свое требование дважды. А это уже почти просьба.

Естественно, что Кортес просьбу услышал и заменил Педро Лопеса своим пажом Ортегильей, к тому времени совсем неплохо говорившим на мешикском языке. И вот с этого момента Мотекусома не оставался один никогда. Даже когда сеньоры капитаны собирались на совещание, в комнате Тлатоани появлялся улыбчивый Ортегильо — шут, картежник и пройда. Он и научил Мотекусому этой кастильской игре, — чтобы меньше думал и больше радовался жизни. А уж когда возобновилась доставка с кухни любимых блюд Великого Тлаотани, Кортес проделал все, чтобы Мотекусома всем изголодавшимся нутром почуял, с чьей руки он взял первый кусок.