Великий князь всея Святой земли - [10]

– Ну, прям Сивка-Бурка Вещая Каурка, – усмехнулся Данила. Он отметил, что слуги были подстать своему господину. Рослые бравые парни, с налитыми шеями и сажеными плечами, покрытыми грубыми суконными плащами, в тон хозяйскому, зеленого цвета, скрывавшими брони и короткие мечи. Волосы, какого-то серо-пепельного цвета, были коротко подстрижены под горшок и перетянуты лентами с древними знаками оберегов, и все они были какие-то дремучие и кряжистые.

Данила неспешно подошел к гостю, придержал стремя и протянул руку, помогая спрыгнуть на землю. Тот легко вылетел из черкасского седла, слегка прикоснувшись к плечу Данилы, повернулся в его сторону и лицо воина обжег взгляд двух синих бездонных омутов.

– Ба! Да это ж девка, – пронзила догадка Данилу, – Утонет Андрейка в этой сини, утонет. Что ж за птицу к нам в терем занесло. Не простую гостью. Видать саму вещую птицу Гамаюн, – подумал он, разглядев среди узоров на кафтане искусно вышитые руны судьбы и власти.

Но рот закрыло как бы мягкой медвежьей лапой, не дав сорваться с уст лишним словам, а в голове раздался голос.

– Береги ее Данила, она воспитанница моя, твоему Андрею первый помощник и советчик.

– Святобор, – сразу узнал старый воин, – Ох не простую птицу занесло в наш терем, – Но виду не показал, – Проходите гости дорогие, не красна изба углами, красна пирогами. Умойтесь с дороги, откушайте. А там и хозяин вернется, он у отца Нестора в соборе гостюет. Но вас приказал приветить и обласкать.

Гости прошли в сени, слуги шли в шаге сзади от своего хозяина или хозяйки, за все время не проронив ни слова. Данила присмотрелся к ним. Даже его, старого воина, как холодной водой окатило.

– Волкодлаки, порази меня гром волкодлаки, оборотни, – Он покачал головой, тяжело вздохнул, – Ох не простую птицу занесло в наш терем. Но видать такова судьба и не мне с ней тягаться.

Он опять тяжело вздохнул, пригладил усы и пошел размещать гостей по горницам, дать распоряжения накрыть столы, покормить и напоить коней, да мало ли, что еще. Сам не проверишь, кто ж ответ потом держать перед княжичем будет? А гости, видать, не простые, но ясно видно, жданные и желанные. Да и делать ему сегодня вроде бы, по большому счету, было нечего. Все распоряжения о походе он давно отдал и проверил, как они выполнены. Андрея же сегодня, как и вчера ждать надо было к вечерней трапезе, не ранее, потому, как быстро от отца Нестора он не воротится, долгий у них сегодня разговор будет, и не простой. Данила крякнул, повернулся на каблуках, и направился в оружейную. Любил он это дело – мечи и шестоперы на руку мерить, щиты и шеломы перебирать. От них может жизнь в сече зависеть или на божьем суде тонкая нить судьбы порваться.

Андрей же, не дождавшись обещанного приезда гостьи, с раннего утра отправился к своему детскому наставнику – отцу Нестору, греку ученому и много чего в старых книгах вычитавшему. Сегодня договорились они, что тот расскажет ему о том, что случилось там, в Царьграде, когда зажглась на небе колдовская звезда, и откуда и от кого пошла новая Вера.

Собор Бориса и Глеба, где служил службу отец Нестор, был небольшой церковью, представляющей собой белокаменный скит с узкими, похожими на бойницы окнами. Скит этот украшали маленькие арочки, опоясавшие его по фасаду, и темный купол с крестом на таком же, как и сам скит, белокаменном барабане. Построил его князь Юрий после возвращения из Святой Земли, когда поставил в пяти километрах от Суздаля на слиянии Нерли и Каменки деревянный замок. В этом замке он и жил с тех пор, обнеся его, вдобавок, земляными валами с крепкими дубовыми стенами. Замок этот отличался от кремлей и детинцев каким-то неродным чужеземным видом, и дружинники с боярами не любили там бывать. Жил там Юрий затворником, а для пиров и гульбищ своих ездил в Суздаль, на главное дворище в княжеские палаты. Однако Нестор службы свои служил в этом отдаленном соборе, хотя в центре у княжеских палат гордо взметнул в небо пять своих голубых глав новый Собор Рождества Богородицы. Почему? Одному Богу ведомо. Оттого Андрей, вскочив на жеребца, направил его по утру в сторону «немецкого» замка, как называли его суздальцы.

Подъехав, он передал повод княжескому гридню, узнавшему его и выбежавшему навстречу, и вошел, широко перекрестясь, под каменные своды.

Полумрак сразу обрушился на него, и пока глаза привыкали к слабому свету восковой свечи, освещавшей сегодня все пространство церкви, княжич постоял прислонясь к прохладной стене собора. Наконец он стал различать иконостас с тусклыми ликами святых, княжье место, в виде высокого кресла с затейливой резьбой, и в углу, рядом со свечой, фигуру Нестора, молившегося сумрачно и истово.

– Здрав буде, отец Нестор.

– Благослови тебя Боже, – раздался треснутый голос черноризца.

Нестор был еще не стар, можно даже сказать, он был в самом расцвете сил, лет ему было от силы тридцать– тридцать пять, но посты и молитвы превратили его в ссохшегося схимника, хотя глаза выдавали силу и здоровье. Только лихорадочный блеска фанатизма в глубине зрачков, заставлял насторожиться того, кто раскрывал перед ним свою душу. Но княжич любил его, тот был ему наставником с детства, и вся его суровость для Андрея была напускной, потому, как любовь их была взаимной. Нестор просто души не чаял в своем питомце и мечтал, что, возмужав тот, станет проводником его дела в эти дикие северные земли, в эту Залесскую Русь.