Великий канцлер - [99]

Она замолчала. От переполнявших эмоций грудь ее вздымалась.

– Конечно, Он хочет сделать по-другому, – согласился ее собеседник. – Потому Он и явил это чудо. И ведь все уже знают, что это истинное чудо, и никто не пытается обмануть себя. И, на мой взгляд, уже один факт того, что это чудо произошло ИМЕННО ТАКИМ ОБРАЗОМ, должен бы заставить врагов России спрятаться куда подальше и не высовываться. Но, кажется, у них слишком много глупости или дерзости, или самоуверенности, раз они продолжают свои попытки хоть как-то избегнуть неизбежного. Огненные письмена появились у них на стене, ангел с пламенеющим мечом трубит на их пороге, а они все не оставляют своих усилий так или иначе уязвить Россию. Им же от этого становится только хуже, а они этого не понимают и с достойным дятла упорством долбят гранитную колонну.

– Ах, Коленька! – воскликнула девушка, – ты думаешь, все дело в глупости и самоуверенности? Нет, просто они уже тоже знают, что теперь это ДРУГАЯ история, в которой они надеются отыскать и свой шанс… Загнанная в угол крыса в отчаянии кидается на своего врага, вот и враги России тоже хоть как-то пытаются если не отменить, то хотя бы отсрочить вынесенный им приговор. И не их вина в том, что после каждого рывка петля на их шеях затягивается все туже. Вот скажи… если бы ты знал, что в будущем тебя ждет что-то нехорошее, ты бы попытался как-то это изменить?

Молодой человек задумался лишь на мгновение. Затем уверенно произнес:

– Нет. Все дело в том, что я стараюсь жить по совести, и все мои поступки продиктованы исключительно моим понимаем чувства долга. Я совсем не боюсь ни смерти, ни страданий. И даже тогда, когда я бываю безрассуден, я все равно следую своему внутреннему побуждению, и поступать по-другому значило бы стать уже другим человеком, не собой.

– Вот как? – Девушка с каким-то новым интересом заглянула в глаза юноши. – Значит, тебе не хотелось бы узнать, как сложилась твоя судьба там, в том мире, где мы давно уже обратились в прах?

– Твой вопрос, милая Анечка, заставляет задуматься… – Парень замедлил шаг; его взгляд блуждал по качающимся верхушкам высоких кленов. – С одной стороны, естественное человеческое любопытство толкает к тому, чтобы узнать это… Но, с другой стороны, я вижу нечто нездоровое, гнетущее в том, чтобы думать о себе “я жил и умер", словно бы я – какой-то ненастоящий я. Да и вряд ли мне удалось бы избавиться от постоянных мыслей о подробностях жизни того второго меня. В этом случае я буду помимо своей воли анализировать поступки и мотивы себя второго, сопоставлять их с ЭТИМ собой… И в итоге я свихнусь. Нет, я, пожалуй, предпочел бы ничего не знать о себе другом…

– Ты серьезно?! – Девушка остановилась и развернулась к своему спутнику лицом. В глазах ее светилось недоверчивое изумление.

– Конечно! – подтвердил юноша. – Тот Николай Гумилев прожил свою жизнь и теперь покоится с миром, а я – не он, и живу только своей жизнью. Говорят, что когда государь Николай Александрович узнал о себе ином, он сначала чуть не сошел с ума, а потом решил отречься от трона сразу, как только выдастся подходящая возможность. Даже помазанник Божий оказался не силах вынести гнет абсолютной истины, и я не хочу себе такой судьбы.

Он говорил и одновременно любовался своею спутницей – уж больно она была хороша в этот момент: юная, наполненная жизнью, со светящимся взором и алеющими губами.

– А я бы хотела… – тихо произнесла она, отворачиваясь от него; они снова шли рядом по аллее, держась за руки. – Я бы хотела знать все о своей жизни, чтобы избежать ошибок…

– Даже если ты избежишь одних ошибок, ты совершишь другие, – сказал юноша, сжимая ее ладонь в своей руке. – Знание свой ТОЙ судьбы не убережет тебя, ведь ты сама заметила, что мы – уже не те “мы", что были в ТОМ мире. Делай что должно, говорил император Марк Аврелий, и да свершится что суждено. И так же действуют и они – те, что пришли в наш мир и теперь гнут его под себя с неумолимой решимостью людей, облеченных огромной властью карать и миловать целые народы. Ах, как я хотел бы встретиться и переговорить хоть с одним из них, узнать, о чем они думают и к чему стремятся… а вовсе не подробности той, иной истории.

Некоторое время они шли молча. Потом она тихо заговорила; и голос ее был не таким как обычно:

– Знаешь, я думаю, что раз Господь таким чудесным образом позаботился о судьбе России, значит, там, в том будущем, с нашей страной произошло что-то страшное, что-то катастрофическое… Страшен, видимо, тот мир, раз уж пришельцы оттуда с таким пылом взялись переделывать тут все подряд – не иначе как для того, чтобы произошедшее у них никогда не случилось у нас… Наверное, многие это понимают. Вот и мой папенька тоже пребывает в полном восторге. Впервые с момента смерти государя Императора Александра Третьего государственный штурвал России сжимает твердая рука. Так вот, Коленька: теперь всем нам следует больше думать о России, нежели о себе. Всеми силами мы должны поддерживать Божьих посланцев. Вот наш долг в свете происходящего. А что же касается наших персональных судеб… тут, наверное, ты прав. Надо просто действовать по совести. Я поняла – теперь у нас будет совершенно иная судьба, чем в том мире. А раз так, то теперь мне ясно, что судьба человека ничем не может быть предопределена… Господь оставляет нам свободу воли, и наша судьба предопределяется исключительно нашими мыслями, поступками… и ничем, ничем иным…