Великий канцлер - [78]

– Евгений Петрович, – тихо спросил Красин, – скажите, а с какой целью вы обо всех этих тайнах рассказываете лично мне? Я, конечно, польщен, но все же нахожусь в некотором недоумении, какое отношение я имею к господину Гапону. Вы что, строите на меня в этом направлении какие-то планы?

– В некотором роде да, – ответил полковник Мартынов, – сам Гапон нам не сдался ни в каком виде, и в самое ближайшее время мы с господином Зубатовым или отправим его по этапу на стройки Сахалина, или сунем головой в крематорий, предварительно проделав в этой голове дырку. Каким будет конец этого человека, лично мне без разницы, настолько он мне противен. Но от него осталось, можно сказать, осиротевшее Собрание фабрично-заводских рабочих, и кто-то должен будет подобрать, обогреть и обиходить сироту, которая включает в себя несколько десятков тысяч человек. Так вот мы с Павлом Павловичем хотим, чтобы этим кем-то были именно вы…

– Ого, – присвистнул Красин, – масштаб, однако. Скажите, Евгений Петрович, а это обязательно должен быть я, а не кто-нибудь другой?

– А кто еще? – удивился полковник Мартынов. – Товарищу Ленину некогда, ему на пустом месте еще целое министерство организовывать. Сказать честно, это адский труд, да и уровень руководства таким вот профсоюзом он уже перерос. Товарищ Коба тоже занят – наши хотят, чтобы вдобавок к своей Семинарии он еще закончил Петербургский университет (разумеется, экстерном), и теперь ближайшие пару лет он сможет отвлекаться только на краткосрочные акции. Из известных нам деятелей вашей партии остаетесь только вы. Кроме того, Леонид Борисович, я и не знал, что у вас, большевиков, принято манкировать партийными поручениями. Мне почему-то казалось, что исполнительская дисциплина у вас все же на высоте…

– Евгений Петрович, – удивленно спросил Красин, – а с чего вы взяли, что вправе давать мне партийные поручения? На такое способен только ЦК нашей партии, или, в крайнем случае, товарищ Ленин…

– Вот оно как, – удивленно протянул Мартынов, – я с потрохами на блюдечке подношу вам организацию, в которой несколько десятков тысяч членов, а вы мне тут строите из себя гимназистку-недотрогу. Э, была не была; хотите, я сейчас свистну – и через полчаса товарища Ленина привезут прямо сюда на совещание по гапоновскому вопросу…

– А вот этого, Евгений Петрович, не надо, – мгновенно отреагировал Красин, – лучше я сам сегодня вечером зайду к товарищу Ленину в гостиницу и проведу с ним беседу в спокойной домашней обстановке. Обещаю, я выполню любое поручение, которое возложит на меня партия, поскольку исполнительская дисциплина у нас все же на высоте. Поэтому давайте встретимся завтра в то же время… а сейчас мне лучше идти, потому что я, наверное, сильно надоел вам своей настойчивостью.

– Разумеется, идите, – сказал Мартынов, берясь за колокольчик.

– Этого господина, – сказал он заглянувшему на звон служителю, – со всем возможным почтением вывести прочь с территории нашего богоугодного заведения…

[28 августа 1904 года, вечер. Санкт-Петербург, отель «Европа», номер снятый для семьи Ульяновых-Крупских.]

Семейство Ульяновых-Крупских доживало в отеле «Европа» последние дни. Для них уже подобрали соответствующую статусу пятикомнатную квартиру в доходном доме на Невском проспекте: супружеская спальня, столовая, библиотека, рабочий кабинет главы семейства и, кроме того, маленькая комнатка для прислуги. Прислугу в квартиру тоже уже нашли – ловкая и хлопотливая крестьянская девица Акулина (в противовес бледной, вечно унылой хозяйке, розовощекая и румяная) подрядилась исполнять обязанности кухарки, горничной, прачки и уборщицы. Наденька хотела пристроить на это место свою старенькую маму, но ей отчетливо дали понять, что такое было бы невместно. Чай, ее муж не мелкий чиновник, а целый министр Труда Российской Империи. Кстати, здание для Министерства Труда тоже подыскали довольно быстро. Императрица отдала под его размещение принадлежащий ей особняк Барятинских по адресу Сергиевская улица[22] 46–48 – она хотела избавиться от него, ибо он напоминал ей о жизни с чужим ей душой псевдомужем-мужеложцем Петром Ольденбургским. Примечательно, что в другом крыле того же здания планировалось разместить министерство экономического развития, в силу чего Савва Морозов с Владимиром Ильичом как бы оказывались соседями.

Когда Красин вошел в номер Ульяновых-Крупских, Ильич сосредоточенно читал какую-то толстую книгу, время от времени делая пером записи в толстой тетради. Уж где там Одинцов нашел ему оригинальный КЗОТ развитого социализма от семьдесят первого года – Бог весть; наверное, только на танкере «Борис Бутома», корабельная библиотека которого не обновлялась с момента спуска на воду и могла хранить и не такие раритеты. Одним словом, оторвать Ильича от увлекательного занятия было не проще, чем отобрать у голодного кота миску сметаны, поэтому, присев в сторонке, Красин терпеливо ждал. Но вот Ильич заполнил очередную страницу тетради своим стремительным почерком; теперь, чтобы перелистнуть ее, следовало подождать, пока высохнут чернила.

Вставив перо в письменный прибор, он поднял взгляд и наконец-то заметил Красина.