Великий Годден - [2]

Все улыбаются, смеются и излучают оптимизм. В этом году все будет лучше, чем всегда, – и погода будет лучше, и еда, и развлечения.

Актеры собрались, лето начинается.

3

Наш дом в равной мере живописный и раздражающий. Во-первых, он меньше, чем кажется, и это забавно, поскольку с большинством домов все наоборот. Мой пра-прапрадедушка построил его для своей жены в качестве свадебного подарка в 1913 году. Дом выдержан в стиле, который мама называет поствикторианско-маньячно-чердачным. Семья владела им до 1930-х годов, когда моему предку пришлось все продать, чтобы заплатить карточные долги. Его сын (мой прапрадедушка) двадцать лет спустя выкупил дом, выкрасил в изначальный сиреневый цвет, и впоследствии все избегали упоминать о тех временах, когда семейство лишилось его. Прапрадедушка также построил дом на побережье для новых членов семьи, и теперь он принадлежит Хоуп. С тех пор как на сцене появился Мэл, дом считается их общим, хотя формально это не так.

Наш дом построен как летний, что своего рода блажь. Он не предназначен для того, чтобы жить в нем круглый год, вот мы и не живем. Он открыт всем ветрам, и у него нет теплоизоляции, трубы замерзают, если в холодное время года не пользоваться водопроводом и не заливать в ноябре унитазы антифризом, но нам нравится каждая его башня и башенка, и старомодные окна, и даже короткая лестница, ведущая в шкаф. Мой прапрапрадедушка, должно быть, имел исключительное чувство юмора, потому что все в доме в высшей степени оригинально. Зато из каждого окна можно видеть море.

Моя спальня находится в сторожевой башне. Большинство людей не стали бы претендовать на нее, потому что она до смешного маленькая. Кто-то достаточно высокий может одновременно коснуться всех четырех стен, если ляжет на пол, вытянув руки и ноги. В башне имеется встроенная кровать и лестница, ведущая к узкой вдовьей тропе, названной так потому, что женщинам нужно было где-то прогуливаться и смотреть на море в подзорную трубу в ожидании своих мужей, которые не всегда возвращались. Потому тропа и вдовья.

У меня есть медная подзорная труба, принадлежавшая еще прапрадедушке. Он служил на флоте и в последние годы жизни проводил много времени, делая то же, что и я, – стоял в башне с подзорной трубой, направленной на море. Понятия не имею, что он там видел, возможно, то же самое, что и я: лодки, Юпитер, сов, зайцев, лис и случайных обнаженных пловцов. Это своего рода неписаное правило – подзорная труба идет в придачу к комнате. Теоретически и труба, и комната могли перейти к Мэтти, Тамсин или Алексу, но перешли ко мне.

В моей семье существует великое множество традиций, скажем, передачи дома и передачи подзорной трубы. С другой стороны, нам явно не хватает традиций, какие есть у знатных семей, например, мы не называем каждого старшего сына в поколении Альфредом, не страдаем слабоумием, а ген азартного игрока ни у кого, кроме прапрапрадедушки, не проявлялся, что, конечно же, к лучшему. Но когда дело доходит до передачи собственности от одного поколения к другому, мы оказываемся прямо-таки на равных с королевой.

На другом конце дома – тоже башня. До рождения нас четверых мама и папа использовали ее как спальню, и это было романтично, но не практично, поскольку сильный ветер грозил снести ее, отделив от дома. Около пяти лет назад родители перебрались в комнату над кухней. Мама делает костюмы для Национальной оперы, и эта комната служит ей мастерской. Комната Алекса расположена на другом конце холла, ее называют «перерезанное горло». Я всегда думала, что это из-за какого-то мрачного давнего убийства, но папа говорит: просто она такая маленькая, что живущим там хочется перерезать себе горло. К плюсам комнаты относится шестиугольное окно и то, что в ней ты чувствуешь себя уютно, как в каюте.

Мэтти и Тамсин долгие годы жили в одной комнате. Но когда Мэтти исполнилось двенадцать, их расселили, дабы избежать кровопролития. Даже мама с папой поняли, что никто на всем белом свете не способен ужиться с Мэтти, и в результате она осталась единственной владелицей маленького гостевого домика в саду, что помогает ей чувствовать себя особенной. У Тамсин теперь своя комната, и это всех устраивает, поскольку там сильно пахнет лошадьми.

Между спальнями находится длинная лестничная площадка со встроенным сиденьем у окна, где можно расслабиться, или почитать, или поиграть в карты, или же посмотреть через большое окно на море. Хлопковая обивка сиденья до такой степени вылиняла, что трудно сказать, какого цвета она была раньше. Когда мы были маленькими, то называли это место игровой комнатой, хотя на самом-то деле это коридор.

Снаружи дом украшен викторианскими фронтонами и выступами, да еще и выкрашен в сиреневый цвет, так что даже рыбаки останавливаются, чтобы сфотографировать его на телефон. Когда я спросила папу, почему бы нам не покрасить дом менее броской краской, тот пожал плечами и сказал:

– Он всегда был сиреневым.

Всякого такого много в нашей семье – бездумности, эксцентричности.

Хоуп – самая младшая папина кузина; она родилась, когда ему было двадцать два. С тех пор как Мэл и Хоуп вместе, летом они живут в маленьком доме. Он расположен всего в сотне метров от нашего дома на побережье и выстроен из дерева и стекла, что было очень прогрессивно для того времени. Рядом с ним – большие деревянные столы, за которыми можно сидеть, есть и смотреть на море.