Великий Гэтсби - [6]

Шрифт
Интервал

Мисс Бейкер соблаговолила заметить мое присутствие, во всяком случае, губы ее дрогнули, и она едва заметно кивнула мне, но тотчас же вернула голову в исходное положение, словно тот предмет, который она удерживала на подбородке, покачнулся, и она страшно боялась уронить его на пол. После этого мне опять захотелось извиниться. Любое проявление самонадеянности, в чем бы оно ни проявлялось, всегда действует на меня обескураживающе.

Я повернулся к племяннице, которая начала расспрашивать меня обо всем, умело играя своим чарующим низким голосом. Для меня всегда было наслаждением слушать ее восхитительный мелодичный обволакивающий голос, ловить каждый тон, каждую интонацию, как волшебную музыкальную импровизацию, которая вот — вот растает в воздухе и никогда более не прозвучит. Миловидное и грустное, в чем‑то даже стандартное лицо Дейзи украшали только сияющие глаза и броский чувственный рот, но голос — это было нечто необыкновенное: в нем было то, что сражало наповал многих и многих мужчин, которые были к ней неравнодушны, — была в нем и напевная властность, и чувственный призыв «услышь и приди», слышались в нем отголоски буйного веселья и шальной радости, и, главное, обещания еще более неземных блаженств, ожидающих вас в недалеком будущем.

По пути на восток я остановился на день в Чикаго, поэтому передал Бьюкененам приветы от дюжины общих знакомых.

— О, так они по мне скучают?! — в восторге вскричала она.

— Более того, весь город безутешно скорбит. Левые задние колеса на подавляющем большинстве машин покрашены в черный цвет в знак траура, жители Чикаго выходят на брега озера, рвут на себе одежды, посыпают головы пеплом, оглашая окрестности воплями и стенаниями.

— Как это трогательно! Слышишь, Том, давай вернемся назад. Завтра же! — Без какой‑либо связи с предыдущими словами она вымолвила: — Увидел бы ты нашу крошку!

— С удовольствием бы на нее посмотрел!

— Нельзя: сейчас она спит — ей ведь только три годика. По — моему, ты ее до сих пор не видел?

— Не довелось…

— Послушай, ты обязательно должен ее увидеть… Она…

Том Бьюкенен, слонявшийся все это время по комнате, остановился возле меня, и я опять ощутил его тяжелую длань на своем плече.

— Эй, чем зарабатываешь на жизнь, парень?

— Кредитованием и прочими финансовыми операциями.

— А у кого?

Я назвал фамилию.

— Не знаю такого, Ник, — агрессивно бросил он. Меня прямо‑таки покоробило.

— Еще услышишь, — лаконично ответил я. — Обязательно услышишь, если всерьез и надолго думаешь осесть здесь, на востоке.

— А, не бери в голову это, — Том посмотрел на Дейзи, потом резко перевел взгляд на меня, словно ожидал возражений или отпора. — Ха! Я был бы последним Дураком, если бы надумал убраться отсюда.

Неожиданно подала голос миссис Бейкер. Она произнесла коротко, как отрубила:

— Факт!

От неожиданности я даже вздрогнул — это было первое слово, которое вымолвила загадочная эквилибристка. Вероятно, она сама удивилась при этом не меньше моего. Зевнула, потянулась, пара — тройка неуловимых и ловких движений — и она встала с софы, оказавшись прямо передо мной.

— Я вся как деревянная, — произнесла она жалобным тоном. — Нельзя столько времени валяться на софе.

— Прошу тебя, дорогая, не смотри на меня так, — решительно сказала Дейзи. — Кто полдня пытался вытащить тебя в Нью — Йорк?

— Спасибо, не надо, — обратилась мисс Бейкер к четырем бокалам с аперитивами, материализовавшимися на сервировочном столике. — У меня режим — не употребляю перед соревнованиями.

Глава семьи с откровенным недоверием посмотрел в ее сторону.

— Да уж! — Том длинным глотком осушил бокал, будто спиртного там и было всего‑то на один палец. — Не могу понять, как у тебя хоть что‑нибудь получается…

Я внимательнее пригляделся к мисс Бейкер, стараясь понять, что же это может у нее «получаться». Признаться, смотреть на нее было приятно: стройная, с девичьей грудью и идеально прямой спиной, при этом манера преподнести себя еще более подчеркивалась осанкой — плечи назад, грудь вперед, словно кадет в парадном строю. Ее серые глаза — омуты смотрели на меня с лукавым прищуром и явным любопытством. Неожиданно мне показалось, что я уже где‑то видел это миловидное, бледное и недовольно — капризное личико, возможно, на фотографии в иллюстрированном журнале.

— Так вы живете в Вест — Эгге? — спросила она снисходительно — надменно. — Я знаю там кое — кого.

— Увы, я там никого…

— Не может быть, — оборвала она меня посредине фразы. — Вы должны знать Гэтсби.

— Гэтсби? — переспросила Дейзи. — Кто это Гэтсби? Я только было собрался сказать, что Гэтсби — мой сосед, как мажордом доложил, что кушать подано. Том Бьюкенен с привычной уже властностью стиснул мой локоть железными пальцами и вывел из комнаты, словно переставил шашку с одного поля на другое.

Вяло переставляя изящные ножки, изящно придерживая пальчиками платья на соблазнительно — изящных бедрах, дамы шествовали впереди, направляясь к столу, сервированному на розовой веранде с видом на пламенеющий закат. На столе горели четыре свечи, а ласковый ветерок осторожно играл язычками пламени.

— Это… что… такое? — нахмурила брови Дейзи и пальцами погасила мерцающие огоньки. — Самый долгий день в году наступит через две недели, — не к месту произнесла она и окинула нас сияющим взором. — Сознавайтесь, было с кем‑нибудь такое, что ждешь, ждешь, когда же наступит этот самый длинный день, а потом раз — и он уже прошел? Вот у меня так каждый раз!


Еще от автора Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Ночь нежна

«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.


Волосы Вероники

«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».


По эту сторону рая

Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.


Возвращение в Вавилон

«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.


Под маской

Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.


Опять Вавилон

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Странный лунный свет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скверная компания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый Клык. Любовь к жизни. Путешествие на «Ослепительном»

В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».


Абенхакан эль Бохари, погибший в своем лабиринте

Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…


Папаша Орел

Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Последний магнат

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прекрасные и проклятые

Роман «Прекрасные и проклятые», закрепивший славу Фицджеральда как одного из самых ярких американских писателей, почти не известен российскому читателю.Как и в своем первом шедевре «По эту сторону рая», молодой автор с иронией и грустью наблюдает за своими соотечественниками, у которых сентиментальность сочетается с инертностью, тщеславием и безудержной жаждой денег.Что делать, когда у тебя все есть? Какие ценности нельзя купить? А какие можно и нужно? До какой степени «любовь — раба богатства и успеха»?Роман, как, впрочем, каждое произведение писателя, является в какой-то мере автобиографичным и отражает определенный период жизни самого Фицджеральда.


Прекрасные и обреченные

Поколение обреченных.Вырождающиеся отпрыски старинных американских семей.У них есть либо деньги, либо надежды их получить — но нет ни малейшего представления, что делать со своим богатством. У них есть и талант, и интеллект — но не хватает упорства и трудолюбия, чтобы пробиться в искусстве. Они мечтают любить и быть любимыми — но вялость чувств превращает отношения в ненужные, равнодушные романы чужих, по сути, друг другу людей.У них нет ни цели, ни смысла жизни. Ирония, все разъедающая ирония — как самоцель — остается их единственным утешением.