Великий Бисмарк. Железом и кровью - [5]

Впрочем, мы забежали немного вперед. Пора вернуться к тому 1 апреля 1815 года, когда в родовом поместье на свет появился Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шенхаузен, ставший вторым сыном в семье. Старший брат, Бернгард, был на пять лет старше Отто; они довольно много общались друг с другом в молодые годы, однако близкими людьми не стали, и их биографии радикально различаются. Бернгард был ярко выраженным сыном своего отца, во многом повторившим его жизненный путь. Для Отто эта дорога была слишком узкой.

Год спустя после рождения второго ребенка семейство отправилось на восток страны, в Померанию, где находилось унаследованное от отца Вильгельмины поместье Книпхоф. Именно с Померанией, которая считалась сельской глубинкой прусского государства и находилась на границе с районами компактного проживания поляков, связано очень многое в последующей биографии Бисмарка. Эти места он воспринимал как райский уголок, место отдыха и уединения вдали от суматошной городской жизни. Во многом такое отношение объясняется как раз первыми детскими воспоминаниями, связанными с Книпхофом, царившей здесь сельской идиллией. Мальчик мог резвиться на свежем воздухе, гулять по лесам и лугам, свободно предаваться детским играм. Настоящим раем показалось это померанское поместье маленькому Отто, когда в семилетнем возрасте мать отправила его в Берлин, в интернат Пламанна. Одновременно по настоянию Вильгельмины поместья были сданы в аренду – устав от деревенской глуши, она страстно желала вернуться в Берлин, используя в качестве предлога необходимость следить за образованием сыновей.

Нужно сказать, что такое образование было не совсем типичным для детей прусских помещиков, которым обычно нанимали домашнего учителя. Основной контингент учеников в интернате составляли отпрыски людей из «третьего сословия» – чиновников и лиц свободных профессий. Более того, как вспоминал впоследствии сам Бисмарк, приставка «фон» к его фамилии не только не давала ему никаких привилегий, но, напротив, служила в интернате скорее отягчающим обстоятельством. Отправляя сына в это учебное заведение, Вильгельмина, очевидно, намеревалась не только дать ему хорошее образование, но и уничтожить на корню возможные сословные предрассудки и подготовить мальчика к карьере государственного служащего. Ни то ни другое ей не удалось.

Интернат, основанный Иоганном Эрнстом Пламанном в 1805 году, был довольно любопытным образовательным заведением, принципы воспитания в котором формировались под влиянием национального движения эпохи Освободительных войн. Пламанн высоко ценил идеи как знаменитого швейцарского педагога Песталоцци, так и не менее известного «отца физкультуры Яна» – основателя огромной сети спортивных союзов с национально-патриотической направленностью. В первые годы существования учебного заведения учеников воспитывали в духе немецкого патриотизма, делая ставку на развитие самостоятельного мышления и регулярную закалку как духа, так и тела. Однако в эпоху реакции, последовавшей за Венским конгрессом, сохранить прежнюю идейную основу воспитания оказалось невозможным, и интернат все больше превращался в гражданский аналог кадетского корпуса, где основной акцент делался на воспитании характера подрастающего поколения путем постоянной муштры.

Резкий контраст с «потерянным раем» Книпхофа не мог не вызвать негативной реакции у маленького Отто. Интернат он воспринимал как враждебную среду, в которой его пытались сломить и переделать под чуждые ему лекала. Несколько десятилетий спустя, уже будучи главой прусского правительства, он вспоминал: «Мое детство было погублено в учреждении Пламанна, которое казалось мне исправительным домом» [7]. В 1878 году он вспоминал в беседе с одним из сподвижников: «В шесть лет я попал в учебное заведение, где учителя были демагогами из физкультурного движения, ненавидевшими дворянство и воспитывавшими нас ударами и пинками вместо слов и внушений. Утром детей будили ударами рапир, которые оставляли после себя синяки, поскольку учителям было скучно делать это иным способом. Физкультура должна была быть отдыхом, но учителя вновь наносили удары железными рапирами! Моей прекраснодушной матери быстро стало неудобным воспитание детей, и она отказалась от него» [8]. Интернат находился на окраине Берлина, и, когда мальчик видел в окно упряжку быков, тащившую плуг, он вспоминал о сельской идиллии, и на глаза его невольно наворачивались слезы. Во многом поэтому Отто не воспринял идеи либерального национализма, все еще лежавшие у Пламанна в основе образования. Более того, вполне возможно, что эти идеи начали вызывать у него подсознательное отторжение.

В 1827 году Бисмарк, наконец, покинул интернат и продолжил свое образование в гимназии Фридриха-Вильгельма, считавшейся одной из ведущих элитных школ Пруссии. Три года спустя он перешел в старейшую берлинскую гимназию «У Серого монастыря», где в 1832 году получил аттестат зрелости. Это были достаточно типичные для своего времени гуманитарные школы, где давалось классическое образование с упором на древние языки. О жизни Бисмарка-гимназиста известно немного, помимо того, что будущий канцлер отличался достаточно высокими способностями, однако явной нехваткой прилежания и дисциплины. Так, в древнегреческом – язык, который Отто считал совершенно ненужным, – его успехи были более чем скромными. В целом, как свидетельствует аттестат, по большинству предметов у Бисмарка были довольно посредственные оценки. Учителя отмечали одаренность юноши, но в то же время отсутствие у него склонности к упорной учебе. Действительно, банальная зубрежка вызывала у будущего канцлера отвращение, он, как и в дальнейшем, старался заниматься только тем, что его действительно интересовало. Его одноклассник и один из немногочисленных друзей, Мориц фон Бланкенбург, вспоминал впоследствии: «Он уже тогда казался мне загадочным человеком: никогда я не замечал, чтобы он работал, зато часто видел его гуляющим – и тем не менее он знал все и успевал сделать все задания»