Великий Аттрактор - [25]

– На самом деле…– учёный выдержал паузу,– Я всегда приглашаю выпить по чашечке кофе девушек, которые делают доклады по тахионным полям.

– Я запомню это.

– И всё же…– Пётр Петрович, осторожно чуть заметным движением глаз осмотрелся по сторонам, и, убедившись, что в кафе они совершенно одни, продолжил, – Вы уже пробовали проверять ваши теории практически? Ставили эксперимент?

– Вы говорите как заговорщик, – заметила девушка и тихонько улыбнулась, – Мы знакомы всего полчаса, а вы уже… Сначала практически обманом вытаскиваете меня из отеля. Приводите в это кафе на набережной. А ещё вы – русский… Это заметно по вашему произношению.

– Вы тоже русская, Олеся Михайловна, – невозмутимо ответил Сажин, перейдя на родной язык, – Это заметно по вашему бейджу.

Олеся неловким движением отстегнула от себя пластиковую табличку и спрятала её в сумку.

– Я давно не говорила… по-русски… – девушка медленно подбирала слова, – Но так… Мы теперь… оба…– она в шутку демонстративно перешла на шёпот, – Похожи на заговорщиков. Нас могут… прослушивать?… И кто?… Ц.. Р.. У?…– последние буквы она буквально беззвучно проартикулировала губами для пущей важности.

– Не волнуйтесь, – усмехнулся Сажин, – Я уж насыпал яд в вашу чашку. На всякий случай.

Олеся расхохоталась.

– Какой вы… оригинальный… шпион, – она посмотрела прямо в глаза своему собеседнику, – И что же вы… хотите?… Завербовать меня? Или… соблазнить?

– Если Родина прикажет…– ученый сделался более серьёзным, – Вы ведь родились в Канаде, учились в Массачусетсе, а сейчас работаете в Нью-Йорке. Родителей давно нет… Вас что-то или кто-то держит в этой стране?

– Я вижу, что вы хорошо осведомлены… обо мне, – нахмурилась Олеся, сразу же изменившись и в лице, и в голосе, – Но тогда вы должны знать… что я внучка офицера… И у нашей семьи… есть свои… давние счёты…

– Белая эмиграция. Понимаю… – Сажин отпил остывающий кофе из свой чашки, – Но вы же не можете не знать, что эти времена давно в прошлом. Правительства меняются, а Россия остаётся Россией… Ваш дед понял бы меня. А вы, вероятно, унаследовали от него…

– Я космополитка, – прервала его девушка.

– Тем лучше, – Пётр Петрович улыбнулся и откинулся на спинку стула, – в таком случае мы можем говорить исключительно как деловые люди.

– Это всё похоже… на какую-то… глупую шутку…

– Никаких шуток.

– Не думаю… что у нас получится… разговор.

– И всё же. Чего вы хотите? Я не уверен, что DARPA сможет предложить вам всё, что нужно.

– Вы знаете даже о предложениях DARPA?

Сажин утвердительно кивнул.

– Я исследовал вопрос, прежде чем прилететь сюда и встретиться с вами лично. Здесь это будет один из множества мелких проектов, а у нас вы можете рассчитывать на планомерную государственную поддержку, – учёный замолчал, сам на секунду сладостно представив объёмы финансирования и все возможности его освоения, – Итак, я готов предложить работу и все условия для неё. Любые средства и материалы. И потенциально возможность подтвердить все свои теории.

– Ну… хорошо… А в замен? – Олеся испытующе посмотрела на Сажина.

– Готовое изделие, реализующее описанный вами принцип.

– Но ведь… Нет никакого… прототипа… Нет даже опытной установки…

– Вы его сделаете, – уверенно ответил Пётр Петрович, – А я вам помогу.

* * *

Весь следующий год для наследницы белых эмигрантов прошёл «под знаком перемен и новых открытий». По-крайней мере, так сообщал гороскоп в одной из местных газет, напечатанных на дешёвой серой бумаге и периодически оставляющей на руках следы плохой полиграфической краски. Конечно, Олеся не верила в гороскопы, но это предсказание показалось ей точным и ироничным.

Она смяла бумагу и аккуратно проложила между чёрным силовым кабелем и блестящей поверхностью медной охладительной трубки.

– Помехи пропали! – послышался из соседней комнаты довольный голос Сажина.

– Запитка фонила… на холодильник, – ответила девушка, – Надо переложить кабель… подальше.

Да, не так она представляла свою историческую Родину. Не было в ней того старомодного аутентичного стиля «à la russe», который Олеся с детства почерпнула из французских переводов классической русской литературы. Меха, пышные платья, шампанское, гусары, балы и кони, запряжённые в тройки, опрометью несущиеся сквозь бескрайние белоснежные зимние просторы в бешеном ритме мазурки, растаяли как пелена детских фантазий.

Впрочем, не нашла она здесь и так пугавшего её серого оруэлловского тоталитаризма, готового разорвать и втоптать в грязь железной пятой армейского сапога все человеческие чувства и устремления. Величественные города и впечатляющие заводы, построенные благодаря нечеловеческому энтузиазму и концентрации огромных человеческих масс. Шеренги людей, ведомых жёсткой милитаристской идеологий и скованных страхом, насаждаемым карательной машиной подавления. Все эти будоражащие мрачные фантазии девушки рассыпались в прах и развеялись, как ночной кошмар, который с наступлением утра всегда становится скорее нелепым, нежели пугающим.

Вместо этого она оказалась в небольшом военном городке посреди лесов и сопок, где к стареющим бетонным корпусам, взлётно-посадочной полосе и нескольким военным складам пристроился ряд современных домиков, построенных по финской технологии.