Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - [182]

.

Порой эти соперничающие представления об истории славян использовались для того, чтобы отклонять чужие притязания. Густав Коссинна, как мы видели в главе 1, был готов на основе предполагаемого прошлого германцев оправдать территориальные притязания современной Германии; и отчасти Костжевский, перенявший методы Коссинны, действовал так же. Он утверждал, что сердце нового Польского государства – восстановленного после Первой мировой войны – всегда было населено славяноязычными племенами, и это высказывание было направлено не только против притязаний России, но и против Коссинны. Подобрать же тому доказательство было не так просто. В «Германии» Тацита написано, что германоязычные племена – в особенности столь ярко отметившиеся в истории готы – занимали территории к востоку до самой реки Вислы в I веке н. э. На первый взгляд данное утверждение невозможно увязать с теорией о том, что на этих же самых землях издревле жили славяне. Костжевский, однако, уверял, что готы и другие германские племена были лишь незначительной частью населения при большинстве «незаметных» славян. Дабы отстоять свою точку зрения, Костжевский взялся проследить историю этого большинства от раннего Средневековья к раннеримскому периоду (через пшеворскую культуру) и даже до 1000 года до н. э. (через так называемые поморскую и лужицкую культуры)[489].

Еще один поворот в этом противостоянии внесло вполне естественное желание славянских интеллектуалов ассоциировать славян с «лучшими» – другими словами, наиболее технологически развитыми – скоплениями древних памятников. Когда Гитлеру показали однажды предположительно древнегерманские материалы из Балтики времен бронзового века, он пришел в восторг, ведь в то же самое время египтяне уже строили пирамиды. И по контрасту коллекция простой глиняной посуды, изготовленной вручную, производила уже не столь глубокое впечатление. Подобные заключения искажали и историю славян – многим ученым хотелось ассоциировать своих предполагаемых предков с более изысканными изделиями, нежели непрочная глиняная посуда. Рыбаков называл прародиной славян Украину, связывая с ними одно из самых крупных скоплений памятников железного века в Восточной Европе – черняховскую культуру. Как мы видели, они указывают на крупные поселения, оружие и орудия из железа, посуду самых разных видов, изготавливаемую на гончарном круге, и интересные украшения. Естественно, изготовивший их народ куда лучше подходит на роль предков славян, чем любые другие восточные европейцы, ютившиеся в низких землянках с одинаковой посудой, вылепленной вручную. Точно так же поступал и Костжевский – в плане развитости пшеворская культурная система была одной из «лучших» в железном веке в Центральной Европе.

По завершении эпохи нацистов доводы Костжевского находят больше отклика, чем изначальные аргументы Коссинны, однако изыскания обоих ученых с равной силой опирались на требования тогдашней политики, как и многие другие альтернативные исследования истории славян, проводившиеся примерно до 1970-х годов. Создание максимально выгодного варианта предыстории Центральной и Восточной Европы соответствовало политическим задачам. Но в последнем поколении ученых, и в особенности после падения Берлинской стены (хотя интеллектуальные революции к тому времени уже продолжались около десяти или более лет в разных частях советского блока), старые политические императивы утратили немалую часть своей силы. В 70-х годах Марк Щукин указал, что хронологическое совпадение между расцветом и падением черняховской культурной системы к северу от Черного моря и усилением и ослаблением влияния готов в этом регионе слишком сильно, чтобы говорить о том, что здесь якобы господствовали вовсе не германцы. Славяноязычные племена, возможно, и жили на этой территории, однако сформировала ее облик военная мощь готов. В Польше представления Костжевского о преемственности славянской культуры тоже были поставлены под сомнение, когда выявилось отсутствие связи между доисторическими лужицкой и поморской культурами 1-го тысячелетия до н. э. и вельбарской и пшеворской системами, занимавшими те же земли в римский период[490]. Аргументы в пользу славянских народов с непрерывной историей, обитающих между Одером и Вислой примерно с 1000 года до н. э., утратили убедительность, и в целом ранняя история славян перестала быть разменной монетой в отчаянных попытках обойти соперников, приуменьшить роль германоязычных племен и отнести все «лучшие» скопления археологических памятников к славянским народам. Это не означает, что по всей Европе в этом вопросе наступили мир и согласие, но нынешние споры стали куда спокойнее и ведутся уже исключительно во имя прошлого.

Отбросив в сторону все эти досадные помехи, что мы сейчас знаем о славянизации Европы?

Праславяне

Начать можно только с первого упоминания о славянах в письменных источниках европейской истории. Славяне – точнее, склавины – появляются впервые к северу от границы Восточной Римской империи по нижнему Дунаю в первой половине VI века. Приблизительно в 550 году византийский историк Прокопий Кесарийский описывает многочисленные набеги склавинов и антов, которые, по его утверждению, родственны друг другу, через Дунай на балканские провинции Константинополя. Вторжения эти (точнее, вторжения антов) начались во время правления Юстиниана I (518–527), хотя анты в конечном итоге стали союзниками Византии. К 530-м и 540-м годам склавины представляли собой куда большую угрозу, и, судя по рассказу Прокопия, нападали они все чаще и яростнее. Приведенные им имена предводителей этих племен указывают на то, что оба народа были славяноязычными, и у нас нет причин сомневаться в том, что сведения Прокопия по большей части верны