Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - [122]

. Конечно, ни одна из них не была «народом» в старом понимании этого слова, и у нас имеются доказательства того, что процесс переселения (о чем говорится в том числе в исследованиях компаративного характера, посвященных миграции) нередко вызывал расколы среди мигрантов, которым приходилось порой принимать очень сложные решения. Некоторые готы, ведомые Амалами, в 473 году отказались двинуться на юг в римские земли Балканского полуострова, предпочтя избрать своим вождем младшего брата Теодемира, Видимира. Они двинулись на запад, где в конце концов вошли в королевство вестготов. И на Балканах не все готы были готовы двинуться в Италию с Теодорихом в 489 году. Некоторые предпочли принести клятву верности Византии. Повторный раскол герулов красноречиво свидетельствует о том, насколько нелегко бывало принять решение покинуть обжитые земли. Одних оно привело в Скандинавию, других – к подчинению гепидам, третьих – в Восточную Римскую империю. Все зависело от исхода сражений и тех условий, которые предлагали будущие хозяева[325]. Однако, несмотря на все проблемы с источниками и археологическими свидетельствами, из анализа событий расцвета и падения Гуннской империи можно сделать один вывод: миграционные явления вне Римской империи были столь же значительными и масштабными, что и другие, вызвавшие кризисы 376–380 и 405–406 годов.

Пути и способы

Причины, по которым некоторые из миграционных процессов приняли форму, отличную от встречающихся в современном мире, схожи с теми, которые объясняют появление феномена миграции как такового в контексте 1-го тысячелетия, а потому не требуют повторных объяснений. Возьмем, к примеру, первые два переселения готов под предводительством Амалов, сначала в 473 году на Балканский полуостров, то есть территорию Восточной Римской империи, затем в Италию в 488–489 годах. Мотивация за обоими случаями преимущественно экономическая, то есть добровольная. Первый шаг был предпринят с целью занять место фракийских готов в качестве доверенного союзника Константинополя, чтобы заполучить все преимущества, прилагавшиеся к этому статусу. Помимо иных благ фракийские готы получали платежи, исчисляемые тысячами килограммов золота в год, в то время как готам, вышедшим из Паннонии под предводительством Амалов, полагалось всего несколько сотен. В Италии Теодорих надеялся обрести новые богатства для себя и своих сторонников за счет Одоакра и еще действующих римских налоговых структур. Сохранившиеся постройки Теодориха в Равенне и другие памятники являются весьма красноречивым свидетельством тому, сколько денег по-прежнему поступало в Италию в VI веке – в руки ее тогдашнего правителя. Он также пустил часть доходов от налогов на введение оплачиваемых должностей для наиболее важных своих приближенных – разумеется, с одной лишь целью: заручиться их политической поддержкой. Обе эти стратегии экономического развития и процветания, однако, полностью зависели от наличия военной силы, оказывавшей существенное влияние на политическую ситуацию, – прежде всего нужно было с ее помощью убедить императора Льва I отдать предпочтение новым готским союзникам, а затем расправиться с армией Одоакра. И разумеется, во втором случае имелся дополнительный политический подтекст, ведь отношения между Теодорихом Амалом и императором Зеноном зашли в тупик. Они не доверяли друг другу, и несколько столкновений наглядно продемонстрировали, что ни один не мог с легкостью избавиться от другого[326]. В таких миграционных процессах экономические и политические мотивы почти неотделимы друг от друга, и, чтобы получить шанс на успех, Теодорих должен был обзавестись сильной армией. Как мы уже видели, число профессиональных воинов, которых могла поддержать экономика варваров в Европе в ту эпоху, было недостаточным для ведения масштабных кампаний. Следовательно, требовалось участие свободных людей и их семей.

Мотивы, побудившие лангобардов начать захват новых земель, скорее всего, были примерно такими же. Насколько нам известно, их переселение на средний Дунай не являлось реакцией на какую-либо внешнюю угрозу, а было вызвано исключительно преимуществами и богатствами региона. Среднедунайская низменность была периферией Римской империи и на протяжении первых четырех веков н. э. стабильно богатела и развивалась – куда быстрее, чем любой из народов, проживающих у устья Эльбы. Апогеем неравенства стало завоевание этих территорий Аттилой. Количество золота, найденного в захоронениях гуннского периода на равнине, беспрецедентно для германского мира. И это наверняка лишь малая доля сокровищ, которыми теперь распоряжались короли, правящие здешними землями. Несмотря на нехватку точных сведений, мы можем утверждать, что миграция лангобардов в том числе была вызвана желанием завладеть частью этих богатств – а заодно и получать дань с Константинополя, которую тот исправно платил даже после смерти Аттилы. Однако, для того чтобы запустить руки в эту сокровищницу, нужно было обладать немалой военной силой, чтобы изменить существующие политические условия, – другими словами, нужно было взять верх над герулами. Экспансия лангобардов, может, и началась с прихода небольших отрядов, просочившихся на юг, но и лангобарды, и другие переселенцы в конечном итоге были подхвачены полноценным потоком миграции и образовали более сплоченную группу – самое позднее к моменту ухода из Ругиланда, вслед за которым они уничтожили королевство герулов