Великие русские старцы - [260]

Нельзя было не привыкнуть за частое служение с ним ко множеству имен, поминаемых им на проскомидии, во время Херувимской, при преложении святых Даров, на заздравных ектениях, в молитвах Богоматери и святителю Николаю (это были вставки, не предусмотренные текстом молитвы, но предусмотренные его любящим и пекущимся сердцем), за водосвятием; служащие с ним привыкли настолько ко множеству поминаемых им имен, что многие из них и сами знали наизусть, но всегда и неизменно прибавлялись в них целые потоки новых имен — а каждое новое имя для него значило — новая слеза, новая горячая молитва, новый вопль к Богу о помощи, помиловании и прощении. Иногда он совершал проскомидию часа полтора и даже больше, вычитывал один, с помощью сослужащих и даже с помощью молящихся в алтаре мирян, целые тетради имен; заздравная ектения на литургии при его служении превращалась в целый поток молитв, плескавшийся безчисленными именами болящих, скорбящих, заблудших, заключенных, путешествующих. Имена эти — для большинства молящихся только имена — жили в нем, как живые существа, наполняя сердце скорбью, горем и печалью, и редко радостью и благодарностью к Богу за милость и счастье. Но это все было только частью его «разгрузки». Он посещал разваливающиеся семьи, приносил мир в семью, ибо он приносил с собой только любовь, только всепрощающее понимание каждого и всех: для него не было виноватых, и оттого виновные молча и тайно начинали чувствовать свою вину. И не виня их, он виноватых обращал к любви и прощению; шуткой, народным словцом для всех понятным и близким. Он рассеивал тучи, низко ходившие над семьей, тучи злобы, будничного, мелкого, самого могучего вседневного зла. Усталый, измученный возвращался он из какого-нибудь московского, а иногда из за-московского захолустья, а дома его ждал накопившийся за его отсутствие народ. Он тотчас начинал прием, новую разгрузку, не отдохнув от только что совершенной. А какого труда стоила «разгрузка» какого-нибудь профессора или современного общественного деятеля, художника, писателя, которых только безысходное отчаяние кидало в его комнатку! Самый приступ к «разгрузке» требовал несколько часов, и совершенно исключительного, душевного, духовного и умственного подвига и труда; «разгрузка» длилась зачастую годами, ибо на место грузов, только что разгруженных отцом Алексием, жизнь нагружала новый тягчайший груз, а сгибавшийся под ним уже привычно и неизменно шел к отцу Алексию, и отказа не было никому никогда.

Он горячо любил и чтил настоятеля оптинского скита отца игумена Феодосия и обоюдно был глубоко чтим этим благодушным, любящим, тихо-величавым старцем. Карточка отца Феодосия стояла на столе у него. Отец Феодосий приехал как-то в Москву, посетил храм отца Алексия и сказал ему: «Да, на все это дело, которое вы делаете один, у нас в Оптине несколько человек понадобилось бы. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».

О преподобном Анатолии Оптинском батюшка отзывался с такой любовью, с таким признанием и с таким благоговением, как ни о ком из живущих подвижников и духовных отцов. «Мы с ним одного духа», — много раз говорил он. Связь его с преподобным Анатолием была неразрывна и глубока, хотя у отца Анатолия он был только один раз. Между ними было общение, которое, шутя, близкие называли «беспроволочный телеграф».

Отец Алексий был Оптинский старец, только живущий в Москве. У него была живая связь с оптинцами — духовными и светскими питомцами оптинского духа и поучения. Из всех русских монастырей в глазах отца Алексия Оптина пустынь была высшим, совершеннейшим очагом истинного подвижничества и старчества — этого святого иноческого пастырства.

Духовные наставления

◊ При скорбях нужно не роптать и не спорить с Богом, а с благодарностью к Нему молиться. Господь не так, как люди; люди, если что-либо от кого потерпят, стараются отплатить, но Господь и в скорбях старается нас исправить. Если бы мы знали, как терпят другие, то не роптали бы.

◊ Со слезами прошу и молю вас: будьте солнышками, согревающими окружающих вас.

◊ Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать собою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже узок будет круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться; так старайтесь, чтобы ваш светильник ярко горел.

◊ Господь говорит: «доколе Я в мире, Я — свет миру», — этим Он говорит, что наш долг — светить другим. А между тем, мы сами ходим во тьме, не только уж не светим другим, поэтому мы должны обращаться к Господу, просить у Него помощи, потому что мы, как бы сильны ни были, какие бы преимущества ни имели, мы все-таки без Бога — ничто; и потом у нас великое множество грехов и потому сами мы не можем достигнуть того, чтобы светить и согревать других. И Господь зовет нас в Свою Церковь и говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы», — перестаньте надеяться на свое «я», ищите помощи у Меня. В такое время тяжелое можно ли говорить, что смерть далека от нас, нет… ко многим из нас [она] очень и очень близка. Так спешите же исполнять свой долг, к которому призвал вас Господь, потому что, как Он Сам сказал, когда наступит ночь, тогда никто не может делать; всему, что мы ни делали доброго или злого, — всему конец. Поэтому спешите понять, в чем ваш долг, который мы должны исполнять со страхом и трепетом, какой вам дан талант от Господа.