Великие романы - [20]

Заметны только две вещи, в которых Алексей Григорьевич неуклонно проявлял активность и не боялся тревожить могущественную супругу настойчивыми просьбами. Первая – это различная помощь духовным лицам, а вторая – беспрерывные просьбы о различных послаблениях и благоприятствованиях родимому краю, Украине. Просьбы эти имели успех. Украине были дарованы многочисленные льготы – от подтверждения древних преимуществ города Киева до свободного ввоза хлеба из Польши. Более того, был осуществлен вывод из Малороссии, как тогда говорили, расквартированных там воинских полков, ибо постой тогда был делом весьма обременительным. Но самым необыкновенным его успехом было восстановление на Украине гетманства, то есть атрибутов самостоятельного государства! Гетманом предусмотрительно назначили человека, который вряд ли мог Елизавете и Алексею Григорьевичу повредить, – родного его брата, Кирилла Разумовского, который, в отличие от Алексея Григорьевича, был человеком не только мудрым, но в придачу к этому решительным и деятельным, и роль его в политике была велика. Так Алексей Григорьевич стал не только царицыным супругом, но и гетмановым братом, ближайшим родственником двух государей.

Сам же Разумовский менялся мало. Оставался таким, как был до возвышения, – простым, добродушным, хитроватым и насмешливым. Императрица Екатерина II в своих мемуарах пишет о семье Елизаветы и Разумовского удивительные слова: «Я не знаю другой семьи, которая была бы так любима всеми». А его любовь к Украине передалась и Елизавете – она посетила ее лично через два года после их свадьбы. Приняли ее очень торжественно и в то же время крайне сердечно. Долгое время она просто жила в доме Разумовского в городе Козельце, познакомилась со всей его родней. Алексей Григорьевич выписал маму к себе в Петербург, та там немного пожила и вернулась. Столица была для нее чужой. А на родине она купила себе на подаренные сыном деньги корчму и жила в счастье и довольстве, да еще и имея возможность хорошо принять в гостях не только сына, но и его царственную супругу. Особый восторг у Елизаветы вызвал Киев. Осмотрев его, она произнесла зафиксированную летописцами фразу: «Возлюби меня, Боже, в Царствии Небесном твоем, как я люблю народ сей, благонравный и незлобивый!»

На пение и игру на бандуре времени у Разумовского уже не оставалось, но украинское искусство при нем стало при дворе в большом почете. При дворе были бандуристы, в штате дворца числилась «малороссиянка-воспевальни ца». А певчие, вывезенные из Украины, участ вовали не только в церковном хоре, но и в театральном, наряду с итальянцами. Алексей Григорьевич музыку очень любил и способствовал заведению в Петербурге итальянской оперы. Так что и искусство Украины получило голос в Петербурге.

Какие еще трудности поджидают фаворитов и фавориток? Известно, какие! Сердца царские непостоянны. И тот, кто был любимым человеком, становится досадной помехой на пути к следующей любви. А Елизавета, мягко говоря, была дама любвеобильная. Список ее симпатий достаточно велик: и оба Воронцовых, Роман и Михаил, и Сиверс, и Войчинский, и Мусин-Пушкин, и очень серьезный человек Иван Шувалов, умница, покровитель просвещения, лично руководящий многими серьезными проектами, не только по приведению в порядок российских законов и системы управления, но и чисто образовательными. Именно его мать звалась Татьяной, и в ее честь, потому что именно Иван Шувалов основал Московский университет, студенты празднуют 25 января Татьянин день. Как это сказалось на Алексее Григорьевиче? А никак! Ревности своей он, будучи разумным человеком, не проявлял. Думаю, даже не из выгоды, а потому, что понимал: ревность – это чувство, которое может сделать только хуже. И ничего более. Правильно говорили немцы: «Айферзухт ист айне ляйден-шафт, ди мит айфер зухт, дас ляйден шафт» – «Ревность – это чувство, которое со страстью ищет то, что причиняет страдание». Его дружеские отношения с Елизаветой даже не пошатнулись, и быт продолжал оставаться дружным и семейным. Может быть, он просто счел невыгодным гневаться? Ну зачем обязательно предполагать пакости – может быть, он просто так сильно ее любил, что подчинялся ее воле даже в таких неприятных для мужского самолюбия деталях? Если бы было иначе, гнев бы копился и рано или поздно выплеснулся. Но ничего подобного не замечал и не припоминал никто, даже недоброжелатели.

Не будем здесь разбирать достоинства и недостатки царствования Елизаветы, но через двадцать лет пришел ему конец. Здоровья императрица не жалела, плясала на балах в продуваемом здании так, что трижды за бал платья меняла – промокали платья от пота насквозь, – и в конце концов даже ее богатырское здоровье такого не выдержало. Супруга своего венчанного Елизавета не забыла и перед смертью, и чуть ли не последней ее просьбой было строгое приказанье наслед нику: «Никогда и ничем Разумовского не обижать!» Так что, когда тот даже попросился после смерти любимой Лизы в отставку, Петр III не пустил его. «Это же Вас обидит, а я клялся этого не делать», – возразил император. И только после повторной просьбы император сказал: «Теперь я вижу, что Вы действительно этого хотите», и отпустил Разумовского в отставку, где он продолжал жить достойно, вызывая всеобщее уважение, часто оказывая протекцию и прямую материальную помощь различным бедным и несчастным людям, в первую очередь землякам.