Великие пророки современности - [26]

Михаил Булгаков

7 мая 1926 года бравые, в коже и портупеях молодчики из ОГПУ при обыске изъяли у Булгакова вместе с рукописью «Собачье сердце» три тетради дневников. Вмешался Горький, и через два года тетради вернулись к владельцу, но тот, дабы никто не смог больше их прочесть, бросил оскверненные дневники в огонь.

Однако прочли! Спустя несколько десятилетий в архивах ОГПУ были обнаружены обстоятельнейшие выписки из тех сожранных пламенем тетрадок.

Предсказал Булгаков и собственный конец. Мало что год назвал, но и привел обстоятельства смерти, до которой было еще добрых полдюжины лет и которую тогда ничто не предвещало.

«Имей в виду, — предупредил он жену, — я буду очень тяжело умирать, — дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках».

Она дала: муж ее, знала, был человеком мнительным. Однако на всякий случай регулярно заставляла его показываться врачам.

Врачи ничего не находили. Исследования, даже самые тщательные, не выявляли отклонений. Между тем назначенный Булгаковым год приближался, и, когда наступил, писатель «стал говорить в легком, шутливом тоне о том, что вот — последний год, последняя пьеса и т. д. Но т. к. здоровье его было в прекрасном проверенном состоянии, то все эти слова никак не могли восприниматься серьезно». Однако предупреждение о кончине сбылось. Ясным сентябрьским днем чета Булгаковых отправилась в Ленинград, и там, на Невском проспекте, солнце стало вдруг меркнуть в глазах Михаила Афанасьевича. Писатель почувствовал, что слепнет. Тут же нашли профессора, профессор осмотрел больного и приказал немедленно возвращаться домой: «Ваше дело плохо».

В Москве медицинские светила подтвердили диагноз ленинградского коллеги. Один из них потребовал срочной госпитализации, но Булгаков, будучи сам врачом, понимал, что никакая госпитализация его не спасет. «Я никуда не поеду от нее». И напомнил о данной клятве.

Доктор не настаивал. «Это вопрос трех дней», — шепнул он в прихожей обезумевшей от горя женщине.

«Но Миша прожил после этого 7 месяцев, как он говорил: потому что верю тебе».

Любовь, субстанция духовная, оказалась сильнее физических законов — она попрала их, она отвоевала у небытия целых двести дней.

…Начался их роман внезапно. Первая встреча произошла на Масленицу, у общих знакомых, куда Елена Сергеевна, узнав, что «будет знаменитый Булгаков», отправилась без колебаний. «Уж очень мне нравился он как писатель».

Эта 35-летняя женщина была замужем, растила двоих сыновей и имела все основания гордиться супругом — крупным военачальником, доктором наук, профессором. Евгений Александрович Ши-ловский — так звали этого синеглазого красавца — был всего на четыре года старше ее и жену свою боготворил.

К знакомым на блины она тем не менее явилась одна — Шилов-ский был в командировке.

«Сидели мы рядом… у меня развязались какие-то завязочки на рукаве… я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь».

А он — ее. Назавтра после блинов отправились кататься на лыжах, потом был театр, был актерский клуб, была бильярдная, где она страстно «болела» за своего нового друга — и так изо дня в день, из вечера в вечер, пока наконец бедняжка не взмолилась: она устала, ей надо отдохнуть, надо отоспаться — пусть он сегодня не звонит. (Муж все еще не вернулся из командировки.)

Булгаков обещал. А в три ночи затрезвонил телефон. «Оденьтесь и выйдите на крыльцо», — повелительно прозвучал в трубке голос, который она мгновенно узнала.

Она подчинилась — оделась и тихонечко вышла.

Ярко светила луна, Булгаков, весь белый в ее свете, стоял у крыльца. Не говоря ни слова, лишь прикладывая палец к губам — «Тс-с!», повел ее на Патриаршие пруды, потом поднялся с нею на третий этаж стоящего поблизости дома, позвонил, и им открыл «роскошный старик, высоченного роста, красивый, с бородищей, в белой поддевке, в высоких сапогах».

Гостей ждал у пылающего камина богато и изысканно сервированный стол. Сидели до утра, живописный старик попросил разрешения поцеловать даму в щечку, дама позволила, и он, целуя, прошептал завороженно: «Ведьма! Ведьма! Приколдовала».

Елена Сергеевна так и не узнает никогда, что это была за таинственная квартира у Патриарших, что это был за старик; на все ее расспросы следовал неизменный ответ, что и квартира, и старик, и та лунная ночь — все это ей, дескать, приснилось. Тем не менее, даря ей, к тому времени ставшей уже его женой, свою книжицу — книжица называлась «Дьяволиада», — написал: «Ты совершишь со мной мой последний полет».

Но пока что она жена чужая, да и у Булгакова есть супруга — вторая. Ее звали Любовь Евгеньевна. Приветливая, веселая женщина, она занималась конным спортом и давала смешные клички окружающим. Именно с ее легкой руки близкие называли Булгакова Макой… Вообще, во всей этой истории не было плохих людей, все четверо уважали друг друга, что делало неизбежный разрыв еще болезненнее.

Елена Сергеевна Булгакова

Летом Елена Сергеевна с мужем уехали в Ессентуки — то была первая ее разлука с Булгаковым. Он писал ей письма, он сорвал, засушил и отправил ей розу, он послал ей… свои глаза. Не фотографию, а аккуратно вырезанные из нее глаза.