Великие голодранцы - [96]
Потом вспоминали былые дни. В них много было радостного и горестного. Нет, радостного, пожалуй, больше. И в горестях мы часто находили радости.
Илюшка Цыганков тронул меня за плечо и конфузливо признался:
— Слышь, Хвиля, а я и правда подкапывал. Думал, не настоящий ты. И с Клавкой Комаровой… А началось все с Цезаря. Как приравнял к императору, так я и взъерепенился. А теперь вижу: все зря. И делаю вывод…
А Сережка Клоков серьезно посоветовал:
— Не зазнавайся. И нос не дери. Член бюро райкома — это фигура. Но бывает, и фигура — дура…
Потом говорили другие ребята. Тронули напутствия Яшки Полякова и Семки Сударикова — самых молодых комсомольцев. Яшка попросил не забывать ячейку.
— Она ж для тебя вроде бы вторая мать…
Семка же предложил не задерживаться на полпути:
— Смелей иди в гору. И не хнычь, ежели будет трудно.
Даже Ленка Светогорова и та не утерпела.
— Ты же наш, карловский, — сказала она, глядя на меня лучистыми глазами. — А карловцы — хорошие парни. Вот и оставайся хорошим навсегда…
В конце я держал ответную речь. Мне хотелось сказать многое. Мысли теснились в мозгу, забегали одна за другую. А слова получались корявые, невразумительные. Совсем запутавшись и расстроившись, я заявил:
— Не будем распускать нюни. Раз надо, значит нужно. И прошу: не сомневайтесь. Где бы ни был, останусь таким же. И никогда не забуду родину…
После этого я начал было прощаться, но Прошка Архипов остановил меня.
— Мы пойдем с тобой…
И вот мы всей ячейкой двинулись по селу. Мы шли в ряд и пели комсомольские песни. И весеннее утро от этого становилось еще светлее и радостнее. Нам улыбались люди, выходившие из хат. Нас приветствовало солнце, поднимавшееся над балкой.
На окраине мы остановились. Прошка Архипов обнял меня, щекой прижался к щеке. Так же простились и другие ребята. А Ленка даже поцеловала меня. Я же кивнул всем, будто поклонившись, и сказал:
— До свидания, великие голодранцы!
И пошел по дороге с сундучком в руке. Я шел и чувствовал на себе их взгляд. Но не оборачивался, хотя трудно было удержаться. А не оборачивался потому, что боялся показать мокрые глаза. И только когда отошел далеко, оглянулся и поднял руку. Они тоже подняли руки и помахали мне.
— До свидания! — повторил я сквозь слезы. — Всего хорошего, дорогие друзья!..
1967
