Великая война. 1914–1918 - [62]

. Словом, на фронте установилось затишье — своего рода перемирие.

Война на Западе совершила полный круг. За четыре месяца, прошедшие между мобилизацией и стабилизацией фронта, она перешла от противостояния без действий к противостоянию со смертями, с промежуточным периодом интенсивной агрессии. Оглядываясь назад, можно заметить большое сходство между кампаниями 1914 и 1870 годов. Обе начались наступлением французов в Лотарингии в направлении Рейна. Обе развивались как серия немецких контрнаступлений, результатом которых стали чувствительные поражения французов. Обе продолжились продвижением немцев до окрестностей Парижа, которое не привело к окончательной победе из-за усилившегося сопротивления французов. Кульминацией обеих стало сооружение укрепленных траншеями и ходами сообщения позиций, слишком сильных, чтобы их можно было смять внезапной атакой, и решение наступающей стороны подождать, пока силы обороняющегося противника не иссякнут. На этом сходство заканчивается. В 1870 году немцы сумели окружить Париж, вынудив оставшиеся внутри кольца французские войска ограничиться случайными и некоординированными локальными операциями. В 1914-м французская армия оправилась от поражения, восстановила целостность, отбросила захватчиков от своей столицы, одержала неожиданную победу и сумела добиться, чтобы позиционная война велась не в центре, а на окраине страны. В 1870 году немецкие армии свободно передвигались по Северной, Центральной и Западной Франции. В конце 1914-го французская армия по-прежнему контролировала 77 из 90 департаментов республики, сохранила боевой дух, обладала значительными материальными ресурсами и заручилась поддержкой империи, решительно настроенной исполнить свой союзнический долг до конца, то есть до тех пор, пока агрессор не будет разбит. В этих условиях Германия никак не могла одержать быструю и легкую победу над неприятелем и повторить тот успех, которого добилась 43 годами раньше.

Глава пятая. Победа и поражение на востоке

В 1800 году Артур Уэлсли Веллингтон писал: «Для военной операции время — это все»[245]. Сам полководец имел превосходное чувство времени, что наряду с военным талантом помогало ему одерживать свои великие победы, в том числе при Саламанке и Ватерлоо. А вот Шлифену времени как раз и не хватало — времени на мобилизацию, времени на то, чтобы сконцентрировать силы, времени на их развертывание, времени, чтобы пройти маршем до главной цели. Именно сохранявшийся в расчетах времени риск убедил Шлифена и тех, кому суждено было воплощать его план в жизнь, бросить почти все силы, которыми располагала Германия, на запад. Восточный фронт в число приоритетов не входил. Возможности русской армии Шлифену были известны — он верил, что прежде, чем основные силы частей императора Николая появятся на восточной границе страны, пройдет не меньше 40 дней. Значит, у Германии есть эти самые 40 дней, и добиться победы на западе следует в эти сроки. Так же думал и преемник Шлифена на посту начальника немецкого Генерального штаба Гельмут фон Мольтке-младший.

Безусловно, время — не единственное измерение, в котором протекает война. Имеет значение и пространство. Расстояния были стратегически важными. В прошлом они не раз сослужили русским хорошую службу, в частности в 1812 году, когда Наполеон повел свою Великую армию на Москву. Тем не менее через 100 лет, в первом десятилетии XX века, Шлифен и офицеры немецкого Генштаба убедили себя в том, что теперь на востоке расстояния являются их преимуществом, ведь пространства Российской империи были огромными, очень многие подлежащие мобилизации резервисты жили вдали от городов, где предстояло формироваться воинским соединениям, а железнодорожная сеть, соединяющая эти населенные пункты друг с другом и с приграничными, развита была слабо. Все это давало немецким и австрийским стратегам основания думать, что для завершения мобилизации русским понадобится несколько недель, а не дней, как им самим[246].

Вероятно, расстояния могли стать козырной картой в колоде немцев и по их сторону границы. В результате третьего раздела Речи Посполитой между Германской, Австрийской и Российской империями преимущество в будущей войне на первый взгляд получила последняя. Русская Польша с центром в Варшаве образовывала большой выступ между Карпатскими горами в сторону Австрии на юге и в сторону Восточной Пруссии на севере, создавая угрозу немецкой Силезии, не защищенной такими серьезными естественными преградами, как Висла или Припятские болота, оберегавшие центр России от вторжения. Однако «польский балкон» в большей степени был зоной оперативного риска, чем наступательных возможностей, поскольку оба его торца приходились на труднопроходимую местность. Карпаты — это ведь не только оборонительный вал, но и череда проходов, которые можно использовать для вылазок против неприятеля с северо-востока. В то же время в Восточной Пруссии, в целом равнинной, но с целым лабиринтом озер и густыми лесами, наступать армии будет трудно, потому что вряд ли удастся наладить надлежащую связь между подразделениями. В краю Мазурских озер, на родине веселой мазурки, преобладали маленькие поселения, изолированные от внешнего мира, а связывающие их грунтовые дороги могли замедлить продвижение воинских соединений до скорости улитки. Более того, за Мазурским краем начиналась цепь немецких крепостей, защищавших густонаселенные районы Восточной Пруссии — Торн, Грауденц и Мариенбург на берегу Вислы — и не уступавших австрийским крепостям в Кракове, Пшемысле (Перемышле) и Лемберге (Львове)