Великая война. 1914–1918 - [137]
Все эти подготовительные меры дали превосходный результат. Несмотря на не очень значительное численное превосходство русских на 30-километровом фронте — 200.000 человек против 150.000 и 904 орудия против 600, — враг был обескуражен атакой, начавшейся 4 июня. Русская 8-я армия сломила сопротивление 4-й армии австрийцев, захватила важный транспортный узел Луцк и продвинулась на 65 километров. Число пленных было огромным — потрясенные австрийцы сдавались всем, кому только можно. Соседи 8-й армии тоже перешли в наступление, но самый большой успех был достигнут на юге, между Днестром и Карпатами, где австрийская 7-я армия оказалась рассечена надвое, потеряла 100.000 человек, преимущественно пленными, и к середине июля отступала по всему фронту.
В начале июля русские армии, дислоцированные севернее от Припятских болот, тоже перешли в наступление, воспользовавшись успехом Брусилова и смятением, царившим среди высшего командования австрийской и немецкой армий, не знавшего, как лучше использовать скудные резервы, чтобы двинуть их вперед к Барановичам — городу, где традиционно размещалась штаб-квартира царской армии. Наступление Эверта вскоре было остановлено, но группа армий под командованием Брусилова в августе и сентябре развивала успех на австрийском фронте. За это время австрийцы потеряли 600.000 человек убитыми и ранеными и еще 400.000 попали в плен. Немецкие войска, пытавшиеся сдержать наступление противника, потеряли 350.000 человек, и русские сумели вернуть себе полосу шириной около 100 километров. Будь у Брусилова возможности развить успех, быстро подтянуть резервы, боеприпасы и все необходимое для обеспечения войск, он мог бы вернуть большую часть территорий, оставленных в результате отступления 1915 года, и, не исключено, даже снова дойти до Лемберга и Пшемысля. Но таких возможностей у него не имелось. Железнодорожная сеть, которая в любом случае была удобнее для австрийцев, чем для русских, не могла обеспечить тактическую перегруппировку войск в зоне боев, а автомобильные дороги — даже при наличии необходимого транспорта — не годились для интенсивного движения. Тем не менее Брусиловский прорыв был — по тем критериям, которыми измерялся успех в статичных сражениях Первой мировой войны, — величайшей победой, одержанной на всех фронтах с тех пор, как двумя годами раньше на Эне была вырыта первая линия траншей[489].
Победа русских, даже несмотря на миллионные потери, окончательно решила судьбу Фалькенхайна, чье положение как начальника Генерального штаба по мере затягивания битвы за Верден становилось все более шатким. Его сместили с поста и заменили Гинденбургом под предлогом руководства новым театром боевых действий — румынским. Румынию уже давно обхаживали как союзники, так и Центральные державы, но до сих пор она не спешила присоединяться ни к тем ни к другим. Соседняя Болгария в октябре 1915 года сделала выбор в пользу Германии и Австрии, однако Румыния, получившая в 1913-м, в конце Второй Балканской войны, часть болгарской территории, все еще сохраняла нейтралитет. Ее главный национальный интерес состоял в присоединении Трансильвании, где под властью Австро-Венгрии жили 3.000.000 этнических румын. По мере того как Брусилов продвигался вперед и граница военного контакта между Россией и Румынией расширялась, у последней крепла надежда не только на поддержку Российской империи, но и на поражение Австро-Венгерской. Союзники уже давно предлагали расширить территорию Румынии за счет Австрии — после того как победят, и теперь Румыния неосмотрительно вступила в войну. 17 августа она подписала соглашение с Россией и Францией, которые обязались вознаградить свою новую союзницу передачей Трансильвании, Буковины — южной части Галиции, а также Баната — юго-западной части Венгрии. Однако втайне две великие державы договорились не выполнять свое обещание, когда придет время. Тот факт, что румыны не знали об этом коварстве, ни в коей мере не оправдывает их вступление в войну. Здравый смысл должен был подсказать им, что стратегическое положение страны, зажатой между враждебной Болгарией на юге и не менее враждебной Австро-Венгрией на западе и севере, слишком ненадежно, чтобы его можно было компенсировать предполагаемой поддержкой со стороны русской армии, которая лишь недавно перешла в наступление. Так или иначе, успех Брусилова заставил румын отказаться от нейтралитета и вступить в войну, но этот успех был недостаточно масштабным, чтобы обезопасить их фланги от немецкого вторжения или переброски австрийских дивизий, а против наступления болгар вообще никак не защищал.
Как бы то ни было, 27 августа 1916 года Румыния вступила в войну, вероятно уверенная в боеспособности своей армии, состоявшей из 23 дивизий, набранных из трудолюбивых крестьян, а также убежденная, что наступление русских севернее Припятских болот в направлении Ковеля помешает передислокации немецких резервов в Венгрию, а продолжающееся движение вперед Брусилова свяжет австрийцев. По всей видимости, румыны считали маловероятным вмешательство Болгарии, не говоря уж о Турции, и переоценивали боевые возможности собственных плохо оснащенных вооруженных сил, которые своей высокой репутацией были обязаны успеху во время Второй Балканской войны в тот момент, когда Болгария испытывала серьезное давление также со стороны сербов, греков и турок. Начальник русского Генерального штаба Алексеев оценивал ситуацию реалистически — он решительно отрицал ценность румын как союзников, справедливо полагая, что они ничем не помогут русской армии, а наоборот, лишь оттянут на себя резервы. И сам Алексеев практически ничем не помог румынам. И под Салониками французы с британцами, чьи планы развернуть отвлекающее наступление стали для Румынии главным аргументом в пользу того, чтобы вступить в войну, не стали этого делать. Более того, союзников опередили болгары, которые заметили подготовку противника к наступлению и 17 августа при поддержке немецких и турецких дивизий сами перешли в атаку, разбив сербскую армию при Флорине и задержав начало франко-британского наступления до середины сентября.
