Великая война. 1914–1918 - [118]
Если в техническом оснащении флотов и были недостатки, то относились они к системам связи[426]. Морские волки с воодушевлением встретили новую науку беспроволочной телеграфии (радио), и ее внедрение существенно усилило их возможности связи как в стратегическом, так и в тактическом отношении. Радиосвязь позволяла управлять флотами на больших расстояниях и по направлению сигнала довольно точно определять местоположение вражеских кораблей, которые нарушали режим радиомолчания. Кроме того, радиосвязь произвела революцию в разведке и рекогносцировке, проводившейся малыми вспомогательными судами. До появления радио обмен информацией между разведывательными кораблями и между ними и основным флотом ограничивала высота мачт над горизонтом, а также видимость в этих границах — обычно не более 30 километров. После появления радиосвязи данные разведки могли передаваться на расстояние в несколько тысяч километров, а флагманы получили возможность напрямую и мгновенно связаться с самым маленьким кораблем, ведущим разведку, и наоборот. Именно радиосвязь позволила легкому крейсеру «Глазго», единственному избежавшему катастрофы при Коронеле, спасти от гибели опоздавший «Канопус», и именно радиосвязь помогла организовать длительное преследование эскадры адмирала Шпее, закончившееся разгромом немцев на Фолклендах.
Тем не менее в 1914 году морская беспроводная телеграфия имела один серьезный недостаток. Она не передавала голосовые сигналы — только азбуку Морзе. Следовательно, требовалось время для записи сообщения, передачи его в радиорубку, кодирования, отправки, декодирования на борту принимающего корабля, записи и доставки на капитанский мостик. Адмирал Джон Джиллико, командующий британским Гранд-Флитом, как во время Первой мировой войны называли флот в составе ВМФ Великобритании, действовавший вблизи территориальных вод королевства, оценивал это время так: «От десяти минут до четверти часа»[427]. Такая задержка относительно «истинного времени» не имела особого значения при передаче и приеме стратегических сообщений, однако была критична во время морского сражения, когда плотному строю кораблей надлежало одновременно выполнять маневр по команде адмирала. Другими словами, радиосвязь считалась неэффективным тактическим средством передачи сигналов — она по-прежнему осуществлялась при помощи флагов, как при Нельсоне. Адмирал, желающий развернуть боевой порядок в сторону противника или, наоборот, от него, командовал флаг-офицеру — состоящему при флагмане адъютанту — «составить» соответствующий флажный сигнал, который сигнальный старшина на мостике каждого корабля эскадры должен был увидеть невооруженным глазом или в подзорную трубу и передать капитану. Процедура требовала подъема флагов, иногда дублируемого ближайшим кораблем боевого порядка, спереди или сзади, а затем подъема «исполнительного» флага как команды выполнить указанный маневр. Система отлично работала во время Трафальгарской битвы, когда скорость приближения британского флота к боевым порядкам французов и испанцев составляла 5 узлов, а расстояние между головным и замыкающим кораблем строя не превышало 3 километра. Флоты дредноутов, маневрирующие на скорости 20 узлов и составляющие боевой порядок, растянувшийся на 10 километров, с большим трудом управлялись флажными сигналами — сигнальщикам нужно было разглядеть крошечные разноцветные прямоугольники флагов сквозь дым от труб и выстрелов на расстоянии километра и больше.
Сегодня нам кажется очевидным, что процедуру беспроволочной телеграфии можно было бы упростить, если во время боя отказаться от шифрования и разместить приемник и передатчик прямо на мостике — опасность перехвата при действиях в реальном времени минимальна, но этого сделано не было (возможно, вследствие консервативности, характерной для всех армий в 1914 году). «Культура» сигнальных флагов прочно укоренилась во всех флотах. Этот недостаток был общим, однако, к несчастью для Королевских ВМС, немецкий Флот открытого моря преодолел сигнальные трудности, упростив систему маневрирования. В результате немцы выполняли перемены в направлении движения и построении, используя меньше флажных сигналов, чем британцы, что в значительной степени обеспечило им преимущество в Ютландском сражении.
У главных противников на море, британского и немецкого флотов, похожих друг на друга и оснащенных по последнему слову техники, имелся еще один общий недостаток. Ни у тех ни у других не было адекватных средств разведки. Традиционно в боевом порядке флота перед линкорами — главной ударной силой — и сопровождающими легкими кораблями шли корабли промежуточного класса, достаточно быстрые, чтобы обнаружить врага, и имеющие огневую мощь и защиту, обеспечивающие им выход из соприкосновения с противником без серьезных повреждений. Еще за несколько десятилетий до Первой мировой войны они получили название «крейсеры». Адмирал Фишер, сторонник дредноутов, выдвинул идею, что в будущем функцию крейсера должен выполнять корабль, размерами не уступающий линкору и со столь же мощным вооружением, но более быстрый. Превосходство в скорости должно обеспечиваться отказом от большей части брони, которая имеется у линкора. К 1916 году у британского Гранд-Флита имелось девять таких линейных крейсеров, а у немецкого Флота открытого моря — немцы подхватили инициативу англичан — пять. Традиционные крейсеры не строили, а находившиеся на плаву были старыми, медленными, со слабым вооружением и броней. Это не имело бы большого значения, если бы адмиралы ограничили применение линейных крейсеров разведкой и запретили командующим эскадрами подставлять свои корабли под удары, для которых те не были предназначены. К несчастью для обоих флотов, сложилось убеждение, что линейные крейсеры в дополнение к разведывательной функции должны вступать в бой с обнаруженными линкорами врага, чтобы при помощи собственной огневой мощи «удержать» их на месте до подхода своих линкоров. Защитить их должно было превосходство в скорости. Фишер в это свято верил: «Скорость — это защита». Действительно, скорость его линейных крейсеров была как минимум на 10 узлов больше скорости любого современного им линкора (британский линейный крейсер «Куин Мэри» развивал скорость 33 узла, а немецкий линкор «Кайзер» — 23,6 узла), но, как показали морские сражения, скорость не обеспечивала защиту от современных морских орудий, стрелявших 305-миллиметровыми (или еще более мощными) снарядами на расстояние 15 километров. Иллюзия защиты привела к тому, что вместо строительства десятков меньших по размерам, но более эффективных крейсеров деньги были потрачены на горстку линейных крейсеров, которые ничуть не лучше справлялись с поставленными задачами и были не способны противостоять линкорам даже в дебюте морского боя. Королевский флот Великобритании вступил в Ютландское сражение с несколькими традиционными крейсерами, ни один из которых не мог выполнять поставленные задачи, многочисленными легкими, слишком слабыми, чтобы даже приблизиться к более тяжелым кораблям противника, и авангардом линкоров, понесшим тяжелые потери еще до начала главной битвы.
