Великая Стена - [16]

Преодолевая головокружение, Клавэйн вышел на свет. Прежде серые, стены были испещрены манящими узорами, словно мрачная чаща внезапно превратилась в заколдованный лес из сказки. В воздухе, будто вуали, висели данные: схемы, диаграммы, — цифры роились вокруг коек раненых, тая в пространстве, словно фантастические, хрупкие неоновые скульптуры. Когда он двинулся навстречу рисункам, те, словно в насмешку, разбежались от него, подобно косякам сверкающих рыб. Иногда казалось, что они поют; иногда нос его щекотали наполовину знакомые запахи.

— Теперь вы можете воспринимать эти вещи, — заметила Галиана. — Но они не многое скажут вам. Для этого вам нужно или несколько лет учиться, или встроить в мозг более мощные нанниты, которые создают когнитивные уровни. Мы читаем все это почти подсознательно.

Теперь Галиана была одета иначе. Он по-прежнему смутно различал очертания ее серого комбинезона, но вокруг него волновались клубки света, развертываясь по краям в цепочки чисел логики Буля[4]. В ее волосах, словно ангелы, плясали рисунки. Он видел едва заметную паутину мыслей, связывающую ее с другими Объединенными.

Галиана сияла нечеловеческой красотой.

— Вы сказали, что дело обстоит намного хуже, — произнес Клавэйн. — Теперь вы готовы показать мне?

Она снова отвела его к Фелке. Они миновали покинутые детские комнаты, единственными обитателями которых теперь стали механические зверюшки. Фелка осталась в детской одна.

В прошлый раз Клавэйн испытал потрясение при виде Фелки, но причины этого он не мог бы назвать. Было что-то такое в целеустремленности, проявлявшейся в ее действиях, выполнявшейся с нечеловеческой сосредоточенностью, словно судьба Вселенной зависела от исхода ее игры. Со времени его посещения ни Фелка, ни комната не изменились. Обстановка была такой же строгой, даже угнетающей. Девочка выглядела по-прежнему. По всему казалось, что они покинули ее лишь мгновение назад; словно начало войны и нападения на гнездо — битва, в которой лишь наступила передышка, — были выдумками из чужого кошмарного сна; ничто не могло отвлечь Фелку от ее занятия.

И это занятие повергло Клавэйна в благоговейный ужас.

Раньше он видел, что она делает перед собой странные жесты. Теперь имплантаты в его голове позволяли ему разглядеть, какую цель она преследует. Вокруг Фелки, окружая ее, словно баррикада, высилась призрачная копия Великой Стены.

Она что-то делала со Стеной.

Клавэйн понял, что это не точное изображение. Стена казалась гораздо выше, чем в действительности. А поверхность ее была не невидимой мембраной, как у настоящей Стены, но походила на травленое стекло. На поверхности были вытравлены филигранные линии и узлы, становившиеся все меньше и меньше, наконец они превращались в неясные очертания, которые не мог различить глаз. Стена колебалась и изменяла цвет, и теперь Клавэйн видел, что Фелка реагировала на эти изменения с пугающей быстротой. Казалось, цветовые изменения предупреждали о какой-то опасности, угрожавшей части Стены, и, прикасаясь к ним, действуя при помощи какого-то тактильного кода, Фелка могла изменять узоры, блокируя и нейтрализуя опасность, прежде чем та успевала распространиться.

— Я не понимаю, — произнес Клавэйн. — Я думал, что мы разрушили Стену, полностью уничтожили ее системы.

— Нет, — возразила Галиана. — Вы лишь нанесли ей некоторый ущерб. Остановили ее рост, лишили ее возможности корректно ликвидировать повреждения… но на самом деле вы не убили ее.

Клавэйн понял, что Сандра Вой догадывалась об этом. Она удивлялась, как Стена могла прожить так долго.

Галиана рассказала ему все остальное — как им удалось пятнадцать лет назад установить связь гнезда со Стеной при помощи оптических кабелей, проложенных глубоко под занятой червями зоной.

— Мы приостановили разрушение Стены при помощи программ, выполняемых простейшими машинами, — говорила она. — Но когда родилась Фелка, мы обнаружили, что она может справиться с задачей не хуже компьютеров, в каком-то смысле даже эффективнее. В сущности, казалось, что от этого ей становилось лучше. Словно в Стене она нашла… — Галиана смолкла. — Я хотела сказать — нашла друга.

— И почему же не сказали?

— Потому что Стена — это просто машина. А это значит, что если Фелка имеет с ней что-то общее… кто же тогда она сама?

— Одинокий ребенок, вот кто, — Клавэйн наблюдал за движениями девочки. — Мне кажется, она двигается быстрее, чем раньше. Это возможно?

— Я сказала вам, что дело обстоит хуже, чем прежде. Ей приходится работать напряженнее, чтобы удержать Стену от разрушения.

— Должно быть, Уоррен задел ее, — предположил Клавэйн. — Возможность разрушения Стены всегда фигурировала в наших планах новой войны как случайное обстоятельство. Но я не думал, что это произойдет так скоро, — он снова посмотрел на Фелку. Может быть, ему показалось, но она ускорила движения с того момента, как они вошли в комнату. — Как вы думаете, долго еще она сможет держаться?

— Не слишком, — ответила Галиана. — Откровенно говоря, я думаю, что она уже потерпела поражение.

Это была правда. Взглянув пристальнее на призрачную Стену, Клавэйн заметил, что верхний край ее не был больше, как прежде, математически строгим кольцом; там появились дюжины крошечных дыр с зазубренными краями, которые все расширялись. Фелка обращала все больше внимания на эти щели в Стене; она приказывала структуре Стены отводить энергию и строительные материалы к этим критическим точкам. Когда Клавэйн представлял себе, какими процессами управляет на расстоянии Фелка, ему становилось страшно. Внутри Стены располагалась лимфатическая система, на периферии к ней присоединялись подводящие трубки диаметром от нескольких метров до долей миллиметра; жестами девочка устанавливала связь между поврежденными участками и фабриками, расположенными в толще Стены, которые производили требуемый тип механизмов. Галиана рассказала, что Фелка более десяти лет удерживала Стену от распада, — но большую часть времени ее противниками были лишь естественный процесс разрушения и случайные повреждения. Теперь, когда Стену снова атаковали, положение изменилось. В этой игре она не могла надеяться выиграть.