Великая русская революция, 1905-1922 - [145]

[757].

«Летом 1918 года «Союз» достиг наибольшей силы и развития, каких только можно достигнуть в порядке тайного сообщества…, — пишет Дикгоф-Деренталь. — Наступил тот психологический момент в жизни, когда организация эта должна или проявить себя немедленно из подполья на свет божий, или же начать неизбежно внутренне разлагаться. С технической стороны все обстояло прекрасно: были деньги, были люди, были возможности вложить в общее русское дело и свою долю боевого участия»[758].

Финансировалась деятельность организации представителями Антанты. Савинков говорил: «Не я пошел искать французов, а они меня разыскали и начали свою помощь: сначала дали 20‑40 тысяч, потом эта цифра возрастала. Больше денег ниоткуда не поступало: частные пожертвования были мелки, не более 2–3 тысяч»[759].

Интересный факт, касающийся той роли, которую сыграл Союз в расколе общества: многие будущие члены подпольной боевой организации ранее, до Савинкова, примирились с Советской властью. Вряд ли глубоко и искренне, но речи о полном отрицании не шло, более того, многие пошли на службу к Советам. «Казалось, что страна подчинилась большевикам, несмотря на унижение Брест-Литовского мира», — сетовал Савинков, говоря о своих первых днях в Москве, где ему удалось обнаружить лишь «тайную монархическую организацию, объединившую человек 800 офицеров»[760]. Впоследствии, по результатам расследования деятельности контрреволюционеров летом 1918 года, выяснилось, что члены Союза защиты Родины и свободы занимали высокие должности в советских органах власти. Например, возглавляли московскую продовольственную милицию, занимали командные посты в Красной армии, работали в Кремле и т. д.[761] Савинков сообщал, что контрразведка Союза ежедневно получала информацию из Совета Народных Комиссаров, Совета рабочих и солдатких депутатов, Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, большевистского штаба[762].

Планы вооруженного выступления Союза защиты Родины и свободы сам Савинков в разных работах описывает по-разному. В своей книге «Борьба с большевиками» он пишет: «В июне был выработан окончательный план вооруженного выступления. Предполагалось в Москве убить Ленина и Троцкого… Одновременно с уничтожением Ленина и Троцкого предполагалось выступить в Рыбинске и Ярославле, чтобы отрезать Москву от Архангельска, где должен был происходить союзный десант.

Согласно этого плана, союзники, высадившись в Архангельске, могли бы без труда занять Вологду и, опираясь на взятый нами Ярославль, угрожать Москве. Кроме Рыбинска и Ярославля, предполагалось также овладеть Муромом (Владимирской губернии), где была большевистская ставка, и, если возможно, Владимиром на востоке от Москвы и Калугой на юге. Предполагалось также выступить и в Казани. Таким образом, нанеся удар в Москве, предполагалось окружить столицу восставшими городами и, пользуясь поддержкой союзников на севере и чехословаков, взявших только что Самару, на Волге, поставить большевиков в затруднительное в военном смысле положение.

План этот удался только отчасти. Покушение на Троцкого не удалось. Покушение на Ленина удалось лишь наполовину: Дора Каплан, ныне расстрелянная, ранила Ленина, но не убила. В Калуге восстание не произошло, во Владимире тоже. В Рыбинске оно окончилось неудачей. Но Муром был взят, но Казань была тоже взята, хотя и чехословаками, и, главное, Ярославль не только был взят «Союзом», но и держался 17 дней, время более чем достаточное для того, чтобы союзники могли подойти из Архангельска. Однако союзники не подошли»[763].

В стенограммах процесса над Савинковым в 1924 году видим совсем другую картину. В своих показаниях он, например, отрицает участие в покушении на Ленина: «Предполагались покушения на Ленина и Троцкого в 1918 году. Делалось очень мало. Пытались организовать наблюдение по старому способу. Но нужно сказать, что они (наблюдатели — Д. Л.) ни Ленина, ни Троцкого никогда не видели. Из этого толку вышло мало. И не потому, что мы не хотели, а потому, что мы не сумели и не смогли… К делу Каплан наш Союз не имел никакого отношения…»[764]

О планах восстания на судебном процессе Савинков говорит так: «Я первоначально думал о выступлении в Москве… Может быть, именно на этом плане я бы окончательно и остановился, если бы французы, в лице консула Гренара и военного атташе генерала Лаверна… не заявили мне о том, что… будет высажен англо-французский десант со значительными силами в Архангельске. Они мне заявили, что будет свергнута ваша власть… Для этого нужно, мол, сделать вооруженное выступление по такому плану: занять верхнюю Волгу, англо-французский десант поддержит восставших, и эта верхняя Волга будет базой для движения на Москву…

Я, обдумав этот план… готов был забраковать его… мне не казалось, что у нас есть достаточно сил… я себе говорил, что разумнее перевести организацию, хотя бы частично, в Казань и поднять там восстание при приближении чехов. Но через Гренара мне была прислана телеграмма Нуланса из Вологды, в которой он категорически подтверждал, что десант высадится между 5 и 10 июля, и категорически меня просил начать восстание на верхней Волге именно в эти дни, а не в какие-либо другие, ибо иначе может случиться так, что «десант высадится, а вы еще не выступили». Вот эта-то телеграмма и заставила меня выступить»