Великая огнестрельная революция - [9]

Меняющиеся условия неизбежно должны были привести и к переменам в военном деле, и они не заставили себя долго ждать. Если в начале XIV в. на поле боя главной фигурой был тяжеловооруженный всадник-дворянин, то не прошло и полустолетия, как его начали теснить пехота и первые, пока еще несовершенные пушки, а к концу XVII в. конница как главная ударная сила европейских армий окончательно сошла со сцены. В этом качестве ее сменили пехотинец, вооруженный мушкетом, и пушка. Армия-машина, организованная по принципу мануфактуры, пришла на смену прежнему войску, которое можно уподобить мастерской средневекового ремесленника.

Однако, прежде чем это произошло, военное дело в Западной Европе прошло длительный и сложный путь развития. Классическая «феодальная» армия (по классификации, предложенной Дж. Линном⁵²) уже в XII в. начала претерпевать определенные изменения, связанные с общей тенденцией «профессионализации» и «специализации», присущей всему западноевропейскому обществу того времени. Прежде всего это проявилось в распространении наемничества.

Последнее появляется на Западе достаточно рано и начало быстро прогрессировать примерно с XII в., и обусловлено это было прежде всего развитием товарно-денежных отношений, «коммерческой революцией»⁵³. В результате этой «революции» в руках у монархов и крупных сеньоров появились достаточно крупные по тем временам средства, которые, по словам французского историка Ф. Контамина, «использовались для оплаты различного рода воинских служб, одновременно позволяя консолидировать эти службы, а временные и пространственные ограничения их выполнения – устранить (выделено нами. – П.В.)…»⁵⁴. Последнее соображение представлялось чрезвычайно важным, поскольку обеспечивало монарху или сеньору наличие в его руках постоянной военной силы, готовой практически немедленно выступить в поход и сражаться под знаменами нанимателя до тех, пока тот будет платить деньги, и там, где будет ему угодно, а не 40 дней и 40 ночей и только на своей земле.

Спрос рождает предложение, а предложение стимулировало спрос, и наемничество стремительно распространялось, тесня шаг за шагом прежнее феодальное ополчение. Последнее все чаще и чаще созывалось только в крайнем случае, когда возникала серьезная угроза государству или для подавления внутренних мятежей, волнений и беспорядков. Обычно же корона стремилась заменить службу ополчения денежными выплатами и на собранные средства нанять либо наемников, либо заключить с землевладельцами контракты на несение службы в течение всего срока военной кампании.

Профессионализация и в известной степени «коммерциализация» войны неизбежно вели к дальнейшему усложнению и совершенствованию военного дела. Эпоха, когда на поле боя доминировал благородный тяжеловооруженный всадник, постепенно уходила в прошлое. Презираемые, хотя и считавшиеся необходимыми пехотинцы играли в военных кампаниях, которые вели западноевропейские монархи, все большую роль, и не только во время осад и обороны крепостей и замков, но и в полевых сражениях. Дальнейшему совершенствованию подверглось искусство фортификации. Это способствовало появлению первых отрядов специалистов-техников, обслуживавших стремительно усложнявшуюся механическую артиллерию, а также занимавшихся ведением осадных работ.

Добавим к этому, что опыт кампаний и сражений показывал, что одного лишь личного профессионализма стало недостаточно, нужен был профессионализм коллективный, а дать его могла лишь полностью наемная армия, состоявшая из солдат, для которых военная служба была профессией, единственным ремеслом, а война – образом жизни. Примером тому может служить знаменитое сражение при Креси в 1346 г. Без преувеличения, Европа была потрясена известием о катастрофе, которая постигла блестящее французское рыцарство в этой битве. Примечательно, что поражение армии короля Филиппа VI было обусловлено не столько неумением драться и отсутствием храбрости у французского рыцарства и даже не разрозненностью и неорганизованностью атак французской рыцарской конницы, сколько ошибками в использовании профессиональных наемников-арбалетчиков и отсутствием в должной степени отработанного взаимодействия рыцарской конницы, щитоносцев-павезьеров и арбалетчиков. А все это стало следствием того, что французская армия была слишком рыхлой, несколоченной, не превратилась в настоящий боевой механизм, машину, все части которой были бы хорошо притерты друг к другу. Оказалось, что одной только рыцарской доблести и отточенных навыков владения оружием уже недостаточно, чтобы победить. И отнюдь не случайно льежский хронист Жан Ле-Бель, живший и творивший в 1-й половине XIV в., с сожалением писал, что если в годы его молодости «…сеньоры не брали в расчет конных воинов, если у тех не было шлемов, увенчанных геральдической фигурой…», то к началу Столетней войны, по его словам, «…счет войскам ведут на всадников с копьями, с панцирями, с кольчугами и с железными касками. Поэтому мне кажется, что на моей памяти времена сильно изменились (выделено нами. – П.В.). Ибо кони, покрытые геральдическими попонами, шлемы, украшенные геральдическими навершиями, латы и плащи с гербами, по коим можно было узнать их владельцев, отошли в прошлое, им на смену пришли кольчуги, называемые ныне панцирями, подлатники и железные каски. Теперь какой-нибудь жалкий слуга может быть вооружен столь же добротно и красиво, сколь и благородный рыцарь…»