Великая игра - [245]

— и как страшно.

— Молчишь. Я понимаю, ляпнешь что — твой господин узнает, а рука у него тяжелая… Он давно уже потерял способность испытывать привязанность хоть к кому-то. Все мои… собратья уже давно живут только своей отдельной целью каждый. — Он как-то вмиг осунулся. — Им ничего больше не интересно. Они не видят целого, не понимают. А я, понимаю и вижу.

Я деликатно промолчал. Наверное, потому, что знал одну вещь. Точнее, догадывался почти наверняка. Этот обаятельнейший мальчик четырех тысяч лет от роду врал. Зачем он врал мне — я не понимаю, я ничтожен, я мелкая сошка. Что ему от меня нужно? И я просто молчал.

А вранье было вот в чем. Никакого целого он не видел. Не возвышался он над всеми собратьями, аки орел над горами. Слухами, как говорится, земля полнится. Если бы Бессмертные не упустили Кольцо, я бы, может, и поверил. Но ведь и сам наш всевидящий Элвир был на этой Охоте. И — упустили. Ну, не нарочно же они это сделали, об этом даже помыслить невозможно. Стало быть — как там написал мой господин на отчете господина Бессмертного Орхальдора?

Честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему Сам так суетился по этому поводу. Кольцо само придет к нему, кто бы им ни завладел. Уж сколько нам талдычили об этом. Кольцо само приведет своего носителя к Хозяину, надо только подождать. Впрочем, не мне судить, наверное, ему просто надоело быть без тела. А как же, сколько он вот так уже торчит? Поневоле взбесишься. Ой, не надо бы думать… Когда Он взбешен, у всех нас нутро просто переворачивает — его бешенство везде, повсюду, ты готов разорвать любого, кто попадется на глаза, это страшно, страшно…

Словом, как бы то ни было, за этим Кольцом погнал он всю Девятку…

— Вот именно, друг мой, — насмешливо смотрел он на меня. — Именно. Кого? Самых верных, тех, кто в любое мгновение его слышит, кто никуда от него не денется… Только опять же — кого? Полководца? Орочьего предводителя? Провидца, который у себя под ногами ничего не видит, весь ТАМ? Друг мой, из всех нас если кто для этого и годился, так это Ульбар, коего ваши собраться с той стороны Хамулом называют, да Хонахт. Но кто нами командовал? Конечно, наш несравненный великий Король всея Нуменора Обновленного… Дальше объяснять?

Я промолчал. Мне бы очень хотелось объяснений. Во-первых, разве Сам не слышит их постоянно, а они — его? И тогда не промахнулся ли Сам? Или это промах Бессмертных и господина Элвира всевидящего тоже? А если Сам может промахнуться, не промахнется ли он и сейчас? Ведь это и моей шкуры касается. И самое главное — а с чего этот мальчик вообще передо мной так оправдывается?

Он ответил на мой вопрос, хотя и не совсем на тот, который мне хотелось бы задать — вряд ли он читает мои мысли, я ему клятвы не давал, просто, наверное, он и сам думал о том же.

— Он может и ошибаться… Он гениален. Он гениальнее всех, кто сейчас существует в этом мире, и я восхищаюсь им и рад ему служить, что бы я о нем ни думал. Знаешь, почему я еще способен смотреть со стороны, рассуждать о чем-то? Потому, что я для него не инструмент, как прочие. Я ему как раз вот таким, смотрящим со стороны, нужен… Но он может ошибаться, да еще как… Хотя бы в том, какую клятву он брал с каждого из нас — если постараться, так там столько дырок, ха-ха, было бы желание выкрутиться… Хотя выкручиваться придется, сдирая мясо с костей, а на это даже из нас вряд ли кто пойдет, да и зачем? Да… Он сделал нас только орудиями, и каждый может мыслить лишь в том направлении, которое он оставил. Боюсь, он поздно это понял. И еще я боюсь его расчетливости. Он безошибочен. Он страшно логичен, но, увы, противники наши нелогичны… Вдруг они выкинут что-то такое? Нелогичное? Такое, что сдуру разрушит все его прекрасное гениальное построение? Провидец ничего не видит, а я, — он приблизил лицо ко мне, — я нутром чую. Что-то может получиться не так.

Он встал, а я встать не мог. Я просто оцепенел от страха. После таких откровений мне вряд ли придется долго жить. — Не трясись, — бросил он. — Владыкам нужно дупло, чтобы выкричаться. К тому же я, знаешь ли, очень не хочу, чтобы настала Последняя Битва. А уж если она настанет, то я хочу, чтобы она кончилась для меня в любом случае как можно… благоприятнее. Потому держись меня и Властелина.

— Но я… я не ваш!

— Ага. А кто тебя спросит? Ты задумался о нас — так получи все по полной, друг мой, — издевательски рассмеялся он. — Захочешь жить и благоденствовать — будешь молчать. А если все пойдет не так — сдохнешь вместе со всеми, так что мне говорить с тобой ну совершенно безопасно.

Он вышел, и больше я не видел его.

Ну, вот, оно и началось… Сайта погнал орков. Они идут, идут и идут. Они вымостят нам дорогу на Минас Тирит своими трупами. Не жаль. Мясо есть мясо. А потом мы по их трупам войдем в Город. Он будет уже очищен и готов для нас. И мой господин воссядет на престол Королем всех истинных потомков Нуменора и начнет строить свой Нуменор Обновленный на развалинах прежних сгнивших королевств.

Осталось недолго».

Последняя запись в тетради Секретаря. Написано корявым, торопливым почерком, свинцовым карандашом, писали явно на какой-то неровной поверхности — на колене, на камне, кто его знает…