Великая фальшивка февраля - [29]
Таким образом, если не учитывать неизбежных сокращений отчета, то ген. А. И. Спиридовичу можно было бы задать следующие вопросы:
«Коновалов, Челноков, Львов, Бубликов и Гучков подготовили дворцовый переворот». – Но так как ни один из этих людей не имел никакого доступа ни ко Двору, ни к Ставке, то спрашивается: кто во Дворе и в Ставке мог реализовать планы и указания заговорщиков?
Какими техническими средствами располагало или могло располагать английское посольство для «содействия заговорщикам»?
Какую именно роль играло военное командование, без участия которого никакие планы, ни гучковские, ни английские, не могли быть реализованы ни в каком случае?
Почему петербургские генералы – Гурко, Хабалов, Балк и пр. НЕ выполнили повеления Государя Императора о выводе ненадежных частей и о присылке гвардии? Ибо совершенно очевидно, что «жилищная площадь» тут никакой роли играть не могла.
В чем именно выразилась «протопоповщина»? В предупреждении, сделанном А. Протопоповым Государю Императору об угрожающем положении в Петрограде?
Какие социальные интересы стояли за спиной тех групп, которые строили распутинскую легенду и протопоповскую легенду, которые не выполняли Высочайших повелений, которые сознательно сконцентрировали в столице горючий материал для беспорядков и которые как-то совсем уже странно «растерялись»? Ген. Беляев проектировал развести мосты на Неве, а ген. Хабалов – защитить Зимний дворец, на который никто не покушался и, в котором никого не было.
Все это имеет не только историческое значение. Для Народно-Монархического Движения это является одной из основных исходных точек дальнейшей политической работы. Дело заключается в том, что верхи нашего бывшего правящего слоя – и в столыпинские времена, и в 1916 и в 1917 гг., и в правительствах белых армий – продемонстрировали свое полное и моральное и политическое разложение, предав монархию и Россию в 1916–1917 гг. – офицерство и Россию в 1918–1920 гг. Практический вывод из этой блестящей комбинации «глупости и измены», бездарности и бесчестности, может быть только один: собираясь что бы то ни было предлагать будущей России, мы обязаны сказать ей, что ни наследников, ни осколков, ни подонков этого слоя, ныне занимающихся «национальной» декламацией, – нельзя пускать ни к власти, ни даже на порог власти. Да почиют они в мире и в эмиграции. Ибо, если они будут допущены к власти или к участию во власти, они повторят то же, что они делали в 1916–1917 или в 1918–1920 гг.: поставят интересы и психологию слоя и касты выше национальных интересов России и продадут и нас и Россию – точно так же, как они делали это раньше.
Один из моих друзей пишет мне по поводу моих статей о Феврале: «Стиль и характер твоей критики «проклятого старого режима» зачастую приводит к мысли о том, что все было настолько безнадежно плохо, что никакой царь, даже Император Николай Второй, несмотря на тот вполне заслуженный им ореол, которым ты Его окружаешь, не мог бы перевести страну на нормальные рельсы. Значит, что же? Нужна была революция? Тут опять «в пылу творчества» ты забываешь указать на те силы, которые могли бы быть опорой для Государя? Или ты этих сил не находишь? И тогда получается, что Царь и был бы бессилен сделать что-либо и после войны».
Я критикую не «режим», а «слой».
Помимо купечества была русская интеллигенция, которая во всех областях человеческого творчества дала мировые имена, но которой ходу тоже не было. Самый наглядный пример: было учреждено министерство воздухоплавания, министром был назначен какой-то завалящий генерал Кованько. Не лучше ли было бы назначить И. И. Сикорского? Но это вызвало бы целую революцию. Был учрежден пост «главнонаблюдающего за физическим развитием» – на этот пост назначили генерала Воейкова, который не понимал в этом абсолютно ничего, и не назначили А. Чаплинского, который был и знатоком и энтузиастом. Но А. Чаплинский тоже вызвал бы «революцию». Слой стоял плотной стеной.
Мой корреспондент задает вопрос, который мог бы показаться действительно трагическим: а где же были «живые силы» страны? Везде, где угодно и сколько угодно – везде, кроме администрации и, в особенности, армии.
Живые силы были в литературе и живописи, в биологии и химии, в технике и промышленности – были везде и были в огромном количестве. Кроме того, у нас был тип промышленных деятелей, каких нигде больше в мире не было: дельцы-идеалисты, вот, вроде Потанина или Верещагина (брата художника). Люди, которые строили и промышленность и хозяйство, совершенно не интересуясь личной прибылью. Почему можно предположить, чтобы русский народ, так одаренный вообще, а в государственном отношении в особенности, был бы начисто лишен государственно-строительных «живых сил»? Они были. Но ходу им не было. Еще бы десять – двадцать лет без заговоров и революций – эти люди все равно пробились бы к власти. Но им ходу не было, да и они сами часто не хотели идти. Когда издателю «Нового Времени» А. С. Суворину было неофициально предложено место в Государственном совете, он отказался наотрез: принять это предложение значило бы погубить газету: марка Государственного совета не делала чести никому.
