Великан - [12]

Серега с Федькой накидали кругом нее много валежнику, но она даже и не пробовала вылезать: положила голову на кучу сухих прутьев и стоит, не шевелится. Я как увидал се такой, так у меня и руки опустились.

— Что, сдохла?

— Нет, видишь — глазами моргает.

— Силы у нее нет нисколько.

Недалеко от поляны липа стояла. Листья у нее большущие были, как заслонки. У нас ими в поле воду в ведре покрывают.

Если нарубить больших сучков с такими листьями, то по ним ходить по чистой воде можно — все равно выдержат. И еще мягкая она очень, липа. Рубить ее ничего не стоит.

Мы с Серегой забрались на нее. Федька нам подал топор, и мы взялись за дело. Я порублю немножко, устану — Серега начнет. Федька снизу кричит нам:

— Довольно уж, хватит!

А мы, знай свое, рубим. Нарубили целую кучу и слезать стали. В это время в лесу кто-то засвистал, потом закричал:

— Маш, Маш, Маш! Машка, Машка!

Лошадь подняла голову, навострила уши и опять, как давеча, когда увидала нас, заржала. Федька побежал на крик: догадался, что это хозяин, наверно. Серега спрыгнул и побежал за ним, а я остался на дереве — ждать, что будет.

Немного погодя забубнили голоса. Я узнал Федькин и Серегин. Они говорили оба вместе, перебивая друг дружку. Им отвечал мужичий, тоже будто знакомый, а чей — не поймешь. Слышно было, что ребята ему что-то доказывают, а он не соглашается.

Потом сразу, как будто дверь отворили, стало слышно все, что говорят.

— Некогда мне, детки, — упирался мужичий голос. — На мельницу я собрался. И так все утро у меня пропало.

Ребята наскакивали на него:

— Да ты посмотри сперва. Может, это еще твоя.

— А хоть и не твоя лошадь, так все равно помоги.

— Ну, какой я помощник! Больной я, детки, спина у меня не годится. Мне тяжелого-то вовсе ничего нельзя делать.

Они вышли из-за дерева и очутились почти подо мной. Я посмотрел вниз, вижу: с одной стороны Федька идет, с другой — Серега, а посредине — рыжая шляпа, из-под нее торчит кусок бороды.

Когда они прошли, я слез с дерева.

Харитон вышел на поляну и посмотрел на лошадь.

— Ну, конечно, не моя. Моя буланая, а эта — и не разберешь, какой масти. Я же говорил, что не моя.

Лошадь смотрела на него во все глаза и будто ждала чего-то. Грязные уши ее стояли торчком. Только он успел сказать, что это не его лошадь, она в ответ ему тихонько заржала — так, как ржут лошади, когда им овса не дают.

И тут все — и я, и ребята, и сам Харитон — подумали, что это его кобыла, Харитон аж подпрыгнул на месте.

— Господи, да что ж это такое?! Она, ей-богу, она!.. Машенька, Маша!

Кобыла больше не отвечала, как будто у все последние силы кончились. Харитон кинулся к ней прямо в трясину и упал. Когда он вылез, на бороде его шматками — зеленая грязь. Руки тоже грязные. Шляпа с него слетела, и он ее не поднял. Только бегал по берегу и причитал:

— Пропала, пропала! Что я буду делать без лошади? Господи, господи…

Потом подбежал к нам и начал просить:

— Деточки, ребятушки, уж вы помогите, милые! Может, спасем как-нибудь. Я уж вам на орешки…

Я нарочно сказал:

— Что, не хотел итти, когда звали? Теперь вот сам и вытаскивай.

Он чуть не заплакал.

— Родной мой, прости ты меня, дурака старого! Кабы не дурак, разве бы я не пошел? Уж вы не серчайте. А то как же я один-то? Пропадет ведь она.

Я хотел ему сказать: «А бог-то? Ты говорил — он не допустит», да уж не стал: лошадь тут заметалась, и мне жалко ее стало, Харитон бросился к ней и стал увещевать:

— Машенька, сейчас, родная, постой минуточку, сейчас мы тебе поможем!

Мы с Серегой выбрали самые толстые и длинные сучки, сложили их в ряд и кое-как наскоро переплели ветками. Получилось вроде мостика. Снизу мы до самой лошади густо накидали веток с листьями, на них поперек наклали сучков потолще, а сверху положили этот мостик. Вышло — лучше не надо: троих нас выдержало! Мы даже подпрыгивали, и то ничего.

Только вот беда: мостик оказался короткий. Надо было еще столько, а у нас толстые суки кончились.

А тут Харитон еще. Мы думали — он помогать будет, а он только мешает. Лезет все время, хватается руками, путает все и упрашивает:

— Постарайтесь, ребятушки, потуже связывайте — тяжелая ведь она. Я уж вам по рублю всем, по целковому выдам.

Мостик положили — он первый на него забрался и опять запричитал над лошадью. Серега не вытерпел и шугнул его:

— Уйди ты отсюда! Чего под ногами треплешься? Стань вон там со спиной своей и стой! Вытащим — тогда будешь разговаривать.

Он отошел к сторонке и больше не мешал нам.

Я слазил на дерево, нарубил еще толстых сучков, и мы сделали другой мостик, лучше первого. И никаких веревок не понадобилось, зря только я вожжи тащил.

Второго мостика хватило как раз до лошади. Мы, когда клали его, чуть за морду ей не задели. Серега так обрадовался, что подбежал к ней, погладил ее по храпу и тоже, как Харитон, стал разговаривать:

— Вот, видала? Сейчас, брат, вылезешь. Смотри, как крепко!

И запрыгал на краю. Мостик покачнулся, и он чуть сам не свалился в грязь. Только уж так, для виду, что, мол, не испугался, стал он будто показывать лошади:

— Ноги подымешь, и вот сюда их. Понятно? Потом задние так же.

Когда все было готово, мы пустили на мостки одного Харитона. Он достал из кармана кусок сахару и стал манить кобылу: