Великан Калгама и его друзья - [32]
И остались они на берегу ждать щуку.
Глава двенадцатая, в которой хэрэ лопнула как мыльный пузырь
А в это время синичка привела медведя в урочище, где хэрэ-шаманка кричала-квакала:
– Тьфэ, тьфэ! Несите угощение мне. Все несите – всё, всё, всё!
Зайчишка, трясясь от страха, принёс злой хэрэ охапку осиновой коры. Ещё страшнее раскричалась шаманка, завопила:
– Издеваешься, косоглазый! Зайчат своих отдавай. Я мяса хочу!
Заплакал заяц, прочь от хэрэ поскакал, а та вслед вопит:
– Не приведёшь зайчат – тебя самого съем, и зайчиху твою в придачу!
Барсук попробовал отделаться корешками да личинками жуков. Шаманка проглотила угощение, облизнулась, но нахмурила лоб:
– Только аппетит разыгрался! Ух, какая я голодная! Иди, барсук, добудь мне что-нибудь посущественнее – землероек или кротов. А то самого тебя проглочу!
Прибежал хорёк, он всегда перед хэрэ лебезил, старался ей угодить. Специально овсянку полдня караулил, поймал её и принёс птичку шаманке. Да ведь, подлец такой, нарочно её живой оставил – трепещет овсянка в его зубах, просит отпустить.
– Вот, моя добыча! – сообщил хорёк, придерживая птичку лапой. – Свеженькая! Угощайся!
Только хотел он овсянку отдать хэрэ, да птичка умудрилась выскользнуть из его лапы – и была такова. А шаманка рассердилась на неловкого зверя, набросилась на него и – ам! – проглотила, только хвостик его мелькнул в ненасытной щербатой пасти.
– Ну, что? Видишь, какая она страшная, – прошептала синичка медведю. – Всех поедом ест, и никто ничего с ней сделать не может – страшимся мы её.
Медведь хорошо рассмотрел хэрэ. Наверно, потому что не боялся, страшной она ему не показалась. Лягушка как лягушка. Лишь большая и толстая. Халат на ней – клочок тины, подвески – мелкие ракушки, бубен в лапках – листок осины, а колотушка – тальниковый прут. У настоящего нанайского шамана на голове должна быть шапка с рогами, а у неё – водяной орех! Какая ж это шаманка? Смех, да и только!
Вышел медведь из зарослей и прямой наводкой к хэрэ:
– Ты кто такая? Почему сородичей моих пугаешь?
– Тьфэ-кхе, тьфэ-кхе! – закашляла от неожиданности хэрэ. – Все меня боятся, и ты, косолапый, бойся!
– О, как ты сумела всех застращать! – изумился медведь. – А сама-то кто? Лягушонка, всего-навсего!
Поняла Амбакта: на медведя её чары не действуют. Думает: как бы он её не прихлопнул, нужно в бусяку скорее превращаться. Закружилась она на месте, заклинание забормотала. Прямо на глазах растёт, раздувается как шар, того и гляди взлетит!
– Ох, никак, она летающая шаманка? – пискнула синичка и порскнула в листья осинки. – За подмогой к злым духам сейчас улетит, ой-ей-ой! Приведёт их в тайгу – совсем нам житья не станет!
Медведь, однако, знает: некоторые лягушки специально надуваются, чтобы показать неприятелю, какие они большие да сильные. Не знает он: хэрэ – ни кто иная, как бусяку Амбакта. Если бы знал, то, может, не таким бы смелым был. А так – глядит: лягушонка в дурацком наряде пыжится, грозно лапками машет, бранится на чём свет стоит.
Ещё чуть-чуть и обернулась бы хэрэ злобным чудищем. Но медведь поймал её за лапу, рявкнул и наступил на лягушку. Придавил её!
Что вы думаете, лопнула лягушка как воздушный шарик – и вылетели из неё звери и птицы, которых она наглоталась, не жуя. Один лишь хорёк сломя голову в лес убежал, а остальные обнимаются, радуются, медведю в лапы кланяются.
Синичка сидит на осинке, вместе с ней от страха трясётся: а вдруг хэрэ ещё жива, из-под медвежьей лапы выпрыгнет? Ещё злее может стать!
Поднял топтыгин лапу, потряс ею брезгливо – мокрое место от лягушки осталось, одно плохо: водяной орех-чилим меж пальцами застрял, колет острыми шипами.
– Чудо! – воскликнула синичка. – Глазам своим не верю: лопнула хэрэ, что те мыльный пузырь!
– Глаза иногда обманывают, но не в этом случае, – ворчливо ответил медведь. – Лучше бы ты помогла выковырять чилим из лапы. Он хуже занозы!
Синичка расклевала чилим, заяц подорожник принёс – положили медведю на лапу, чтобы боль унять.
– Посиди, отдохни, – сказала синица. – Потрудился ты, мишка, на славу!
– Делов-то! – отмахнулся медведь. – Подумаешь, хэрэ лапой прихлопнул. Да с ней и заяц бы справился! Сколько раз повторять: у страха глаза велики…
– Умом всё понимаешь, а как до дела дойдёт – эх, забываешь! – вздохнула синица. – Так уж мы устроены.
– Ну, вам, зверям и птицам, есть над чем подумать, а мне некогда тут рассиживаться, – медведь поднялся. – Ворочусь, помогу Калгаме. Хондори-чако трудно в одиночку одолеть. Сказывают, бусяку заколдованный: его сила в кочоа, а где тот орешек лежит, никому не ведомо.
– Значит, и вдвоём вы его не поборете, – пискнула синица. – Ох, страшно-то как! Погибнуть можешь…
– Кто заранее боится, тот точно проиграет, – ответил медведь. – Не могу не помочь Калгаме. Будь что будет!
И отправился медведь к реке, за которой находилась пещера бусяку.
Глава тринадцатая, в которой жадный Чумбока остаётся стоять на одной ноге, как цапля
В это время Чумбока забивал на берегу колья для рыболовной сети. Жене его Койныт захотелось свеженькой белорыбицы.
– Да смотри же, – наказала она мужу, – костлявых касаток и карасей не лови, а поймай большую щуку! Сон мне приснился: будто добыл ты щуку, стала я чистить её и – о, чудо! – богатство в ней лежит…
