Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь - [76]
Эти известия не замедлили склонить на сторону Помпея столь впечатлительное общественное настроение. Многие сенаторы последовали примеру Цицерона, который после долгих колебаний 7 июня[640]выехал из Формий, чтобы присоединиться к Помпею. Он не считал победу гарантированной, и приключение казалось ему опасным; но оскорбленный грубыми приказами Антония, оттолкнутый поведением Цезаря, который, как ему казалось, хотел вызвать на смертный бой Помпея, его друга и благодетеля, он, мучимый угрызениями совести, не хотел показаться неблагодарным и боязливым: он, автор «De Republica», учитель, которым восторгались как прежние, так и новые поколения. Его жена напрасно умоляла его подождать по крайней мере конца испанской войны.[641]
Таким образом, Цезарь снова находился в крайней опасности. Но судьба спасла его еще раз. В середине июля Децим Брут одержал на море значительную победу над массалийским флотом, и известие об этой победе, которая, казалось, делала неизбежным падение Массалии, преувеличенное эмиссарами Цезаря, вызвало безумный страх у всех испанских народов, особенно у живших между Пиренеями и Эбро. Осаждавшие Массалию легионы, думали испанцы, перейдут через Пиренеи, и победа достанется Цезарю. Большинство этих народов предали дело Помпея и стали доставлять в лагерь Цезаря съестные припасы, ранее доставлявшиеся Афранию и Петрею. Голод перешел из одного лагеря в другой, и Цезарь был чудесным образом спасен.[642]Недостаток припасов скоро принудил Афрания и Петрея снять лагерь и отступить через горную область к Октогезе с целью перейти через Эбро и искать убежища у кельтиберов, наиболее дружественного народа. Узнав об этом намерении, Цезарь тотчас отдал распоряжение об их преследовании. Предвидя, что непрочные мосты через полноводную Сикорис сильно замедлят движение его армии, Цезарь решил понизить уровень реки, выкопав на ее берегах бассейны и каналы, и таким образом создать искусственный брод. Солдаты взялись за кирки и лопаты и быстро принялись за работу, но она была сделана лишь наполовину, когда враги, разгадав ее смысл, ускорили свое отступление: армия Афрания и Петрея бежала. Река была еще глубока и бурна; после недолгого колебания Цезарь приказал остановить работы, двинул свою армию вброд и форсировал реку, не потеряв ни одного человека. Покинув опасный островок, он мог бы атаковать Афрания и Петрея на дороге, но, опасаясь, как бы испанские легионы при крайней опасности не выказали мужества отчаяния, он предпочел заставить врага сдаться без боя. Двинув форсированным маршем свои легионы, облегченные отсутствием обоза, по холмам и долинам, без дорог, Цезарь опередил неприятельскую армию, отступавшую по дороге к Октогезе. Он первый достиг ущелья, по которому проходила дорога, и принудил таким образом неприятельскую армию повернуть назад, к Илерде. Но как только она двинулась в путь, он начал преследование, постоянно тревожил ее и заставлял голодать. Афраний и Петрей делали все возможное для спасения армии, но, наконец, она так настоятельно потребовала сдачи, что 2 августа[643]они вынуждены были капитулировать.
Цезарь предложил великодушные условия: он оставил всем жизнь и состояние; всякий был волен идти куда хотел — бежать к Помпею, вступить в войско Цезаря или возвратиться к мирной жизни. Некоторое время спустя Варрон, остававшийся с двумя легионами в дальней Испании, также сдался без боя. Оба его легиона перешли под знамена Цезаря,[644]и вся Испания, таким образом, оказалась во власти галльского проконсула. Собрав в Кордубе подобие сейма, Цезарь сделал многих испанцев римскими гражданами, установил многочисленные денежные подати и отправился в Гадес, которому пожаловал право римского гражданства;[645]затем морем он направился в Тарракон. Наконец, оставив Кв. Кассия с четырьмя легионами правителем Испании, он сухим путем возвратился в Массалию, куда прибыл к концу сентября. Там Цезарь узнал, что Марк Лепид, воспользовавшись впечатлением, произведенным в стране капитуляцией помпеянцев, в середине августа назначил его диктатором — после того как заставил народ утвердить закон, по которому ему, претору, было позволено, подобно консулам, назначать диктатора.
