Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы - [160]

Теперь снова обратимся к жизни поэта. После тяжелой зимы в Баку Хлебников оказался участником похода специально сформированной Персидской красной армии, которая в начале 1921 года была направлена в Персию для поддержки созданной в провинции Гилян Персидской советской республики. Этим походом преследовались две цели, а именно возвращение контроля над кораблями, уведенными белогвардейцами Деникина из русских портов в иранский город-порт Энзели, и попытка экспорта советского социализма в иностранное мусульманское государство.

Благодаря протекции востоковеда и ираниста Рудольфа Абиха Хлебников был приписан к армии как лектор политотдела и 13 апреля 1921 года отправился в иранский Энзели. Вот как он описал свое путешествие сестре Вере в письме от 14 апреля:

«Храбро как лев пишу письмо.

Знамя Председателей Земного Шара всюду следует за мной, развевается сейчас в Персии. 13/IV я получил право выезда, 14/IV на „Курске“ при тихой погоде, похожей на улыбку неба, обращенную ко всему человечеству, плыл на юг к синим берегам Персии.

Покрытые снежным серебром вершины горы походили на глаза пророка, спрятанные в бровях облаков. Снежные узоры вершин походили на работу строгой мысли в глубине божьих глаз, на строгие глаза величавой думы. Синее чудо Персии стояло над морем, висело над бесконечным шелком красно-желтых волн, напоминая об очах судьбы другого мира.

Струящийся золотой юг, как лучшие шелка, раскинутые перед ногами Магомета севера, на севере за кормой „Курска“ переходили в сумрачное тускло-синее серебро, где крутилось, зеленея, прозрачное стекло волн ярче травы; и сами себя кусали и извивались в судорогах казненных снежные змеи пены. „Курск“ шумно шел на юг, и его белая масляная краска спорит с оперением чайки.

Он был словом человеческого разума, повернутым к слуху величавого моря.

Охотники за кабанами стояли на палубе и говорили про дела охоты. Меня выкупали в горячей морской воде, одели в белье и кормили, и ласково величали „братишкой“. Я, старый охотник за предвидением будущего, с гордостью принимаю это звание „братишки“ военного судна „Курска“ как свое морское крещение. После походившей на Нерчинские рудники зимы в Баку, когда я все-таки добился своего: нашел великий закон времени, под которым подписываюсь всем своим прошлым и будущим, а для этого я перечислил все войны земного шара, в который я верю и заставлю верить других.

День 14/IV был днем Весеннего Праздника, днем Возрождения и отдания чести самому себе (движение самоуважения).

Уезжая из Баку, я занялся изучением Мирза-Баба, персидского пророка, и о нем буду читать здесь для персов и русских: „Мирза Баб и Иисус“.

Энзели встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубым призраком стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы.

Черные морские вороны с горбатыми шеями черной цепью подымались с моря. Здесь смешались речная и морская струя и вода зелено-желтого цвета.

Закусив дикой кабаниной, собзой и рисом, мы бросились осматривать узкие японские улицы Энзели, бани в зеленых изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зеленом мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве.

Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии, для которых зеленое дерево служит небом.

Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с черными глубокими глазами.

Я бросился к морю слушать его священный говор, я пел, смущая персов, и после 1 ½ часа боролся и барахтался с водяными братьями, пока звон зубов не напомнил, что пора одеваться и надеть оболочку человека — эту темницу, где человек заперт от солнца и ветра и моря».

В Энзели Хлебников пошел на базар и продал сюртук, сапоги и шапку, и после этого он носил рубаху и штаны, сшитые из мешковины. Вероятно, ни когда-либо прежде, ни после он не ощущал себя так органично среди множества людей. На родине странный вид его заставлял многих смотреть на него с подозрительностью, однако персы относились к нему уважительно. Длинным волосам, одухотворенному лицу и одежде из грубой ткани он обязан тем, что персы прозвали его урус дервиш, то есть «русский дервиш», также они называли Хлебникова гуль-мулла — «священник цветов».

В Персии он лакомился фруктами, с живым интересом знакомился с бытом местных жителей, историей и философией загадочной страны. Причем ему хотелось познать жизнь персов всесторонне. Это порой приводило к курьезным ситуациям. Как-то, выкурив трубку с гашишем на терраске духана, куда они с художником Мечиславом Васильевичем Доброковским пришли вместе, он впал в транс. Между тем в духане вспыхнул огонь, и все стали с криками разбегаться. Однако Хлебникова ни шум не заставил очнуться, ни то, что его толкал Доброковский. Художнику ничего не осталось, как завернуть поэта в ковер и выкатить его по ступенькам на улицу.

Но не все происшествия в охваченной гражданской войной Персии оказывались забавными. Хлебников во время похода на Тегеран Персидской Красной армии постоянно находился при штабе предводителя «персидской» ее части Эсхануллы-хана. По причине предательства поход окончился неудачей, точнее, Красная армия потерпела тяжелое поражение. Когда изменниками было совершено нападение на охрану штаба, Хлебников и Доброковский, которые жили вместе с охранниками, чудом избежали смерти. С выжившими охранниками они двинулись через пустыню к берегу Каспийского моря, надеясь успеть до того, как из Персии уйдут корабли советской Каспийской военно-морской флотилии.