Векы барбат - [7]

— Когда солнце село, я сняла с него цепь и увела его из деревни в горы. Мы шли почти всю ночь. Я оставила ему еду, которую привезла с собой, — жидкую пищу, питательные растворы, немного крови, потому что он привык к ней, все, что можно было выпить. Если он и ел твердую пищу, я об этом не знала. Я попыталась скормить ему гранулы, но он не смог переварить их. А потом я указала ему на большую деревню сразу за вершиной горы и сказала идти туда, чтобы начать новую жизнь. Сказала, что он свободен. Что больше никто не будет держать его в клетке.

Нита покачала головой. По ее лицу текли слезы, голос дрожал, но она продолжала говорить, не дожидаясь ободрения:

— К себе в деревню я вернулась на следующий день. Бабушка сильно разозлилась на меня. Она ударила меня и назвала дурой, а потом начала причитать, что я навлекла на них проклятие и теперь они все в опасности. Жители деревни тоже были сердиты и испуганы. Кто-то хотел убежать подальше, другие искали оружие, чтобы защититься. Один даже предложил посадить в клетку меня вместо векы барбат, будто так можно было все исправить. Я говорила им, что бояться нечего, что старик, векы барбат, ушел, и все они теперь свободны. Как я сама была свободна от той жизни, что ожидала меня. Никакие неправильно понятые легенды больше не управляли их жизнями — нашими жизнями. Я могла вернуться в университет. Мне не придется выходить замуж за векы барбат или потратить всю жизнь на присмотр за ним.

Но людям не нравилось то, что я говорила. Они были очень злы. И напуганы. Бабушке едва удалось удержать их, чтобы они не набросились на меня.

После непродолжительного молчания мужчина спросил:

— А что случилось потом?

— Он вернулся. На третью ночь. Он убивал людей в их кроватях и на улице, когда те пытались убежать в лес. Женщин, детей, мужчин, даже самых сильных, тех, кто решился остановить его. Мою… мою бабушку. Та еда, которую я ему оставила, придала ему сил, и он пил кровь до тех пор, пока не начал раздуваться, а потом снова пил. Он всех убил, и виновата в этом я!

Ее била крупная дрожь. В комнате было очень холодно. Все цвета, даже белый, померкли, словно на них образовалась корка льда, и эта мерцающая мгла, подобную которой Нита видела в глазах векы барбат, взвилась вокруг нее снежным вихрем.

— Но вас он не убил, — сказал мужчина.

— Нет, — выдохнула она — Он пощадил меня.

— Почему?

Она уставилась на него, наблюдая за тем, как плывут и меняются очертания серой фигуры, как его лицо вдруг обретает животные черты, а потом из звериной морды превращается в нечто темное и чуждое, и так до тех пор, пока возникшие образы полностью не парализовали ее.

— Нита, когда вас нашли, вы были покрыты кровью. Вы, не векы барбат. Вы убили жителей деревни, потому что там вы чувствовали себя в ловушке и были обречены на жизнь, которая вас не устраивала.

Ее голова дернулась из стороны в сторону.

— Нита, если там был векы барбат, почему его не нашли? Где он сейчас?

Она закричала:

— Я не знаю!

— Спокойно. Здесь вы в безопасности.

Но его слова не могли унять ужас, от которого сжималось сердце.

— Он исчез. А я осталась рядом с телами, с красными от крови телами, с кровавыми пятнами, которые впитывались в голодную бурую землю, словно та была ртом и долго ждала, когда же ее накормят. Землю моих предков, всех селян, тех, кто пленил векы барбат. Разве вы не понимаете? Кровь вернулась в землю. Куда она должна была уйти много веков назад! Потому что они пленили его!

Доктор Зауэрс, заслышавшая ее крики, ворвалась в комнату:

— Что здесь происходит? Вы расстроили мою пациентку! — она с силой ударила по кнопке внутренней связи на стене и приказала медсестре как можно скорее принести все нужное для укола.

— Нет! Не надо больше лекарств! Отпустите меня! — Нита вскочила на ноги. — Снимите эти цепи! Я ничего вам не сделала, почему вы держите меня взаперти? Помогите! Кто-нибудь, помогите мне! Векы барбат, освободи меня, как я освободила тебя!

Но ее крики утихли вскоре после того, как игла вошла в тело. Окружающий мир отступил, цвета потускнели и почти исчезли, и она уже не видела и не слышала тех, кто был рядом с ней, со всеми их требованиями, суждениями и ограничениями. Зато она ясно слышала векы барбат, потому что теперь он мог говорить, и он разговаривал с ней, называл ее своей невестой, уверял, что никогда не оставит ее. Что она не всегда будет пленницей. — Однажды, — пообещал он, — ты тоже станцуешь со мной.