Векша - [28]

Сколько всего на своем долгом веку пережил, перевидел дедусь! А какой он сильный, смелый был! Даже медведя и того не боялся, один на один с ним шел. Воем в дружине Олеговой был. Царьград воевать ходил. Потому и не диво, что у него всегда было о чем рассказать, как у Векши всегда было желание слушать.

Только одну зиму было ему не до дедусевых рассказов - сильно занемог. Лежал накрытый кожухом, кашель душил его, мороз морозил.

Кудесника (служитель языческого культа у восточных славян; ясновидец, прорицатель) приводили, тот долго бормотал над ним что-то, поил ключевой водой, настоянной на зелье, окуривал пахучим дымом, от которого Векша полдня чихал; потом сказал, что это Морана наслала злого духа; надо, мол, обмазать мальчика с головы до пят сметаной и дать собаке или коту облизать, чтобы те со сметаной и духа съели.

Еще и сейчас щекотно Векше при воспоминании о том, как его тогда пес лизал.

И съел все же злого духа - Векша стал выздоравливать. Но Морана, видно, сильно обиделась, потому что и после этого не отступилась от них: вскоре забрала с собой дедуся. И что только с ним ни делали: и окуривали, .приговаривали: "Лети, недуг, из хаты дымом, со двора ветром", и через огонь живой и дерево расщепленное переносили, и жертвенной кровью поили - не помогло...

Сожгли тело дедуся на костре, чтобы очистить от всего недоброго. Собрали пепел в горшок и захоронили в роще до захода солнца, чтобы чур (душа покойника) его не заблудился в ночной тьме.

Теперь дедусь уже на зеленой леваде, где цветы всегда цветут, пташки поют, пасет белых петухов.

Домой наведывается только один раз в год, когда люди поминают умерших. И то они его не видят. Мама в тот день всегда с утра топила баню, вешала в ней на колышек чистый рушник, ставила еду. Потом отворяла дверь и приглашала всех пращуров помыться и поесть.

Векше страшно хотелось увидеть дедуся, но ни отец, ни мама не ходили смотреть и его даже близко не подпускали к бане. Лишь на следующий день входили и искали на пепле следы, оставленные пращурами. Мама всегда находила и показывала их Векше, но они были совсем не похожи на человеческие. А однажды Вешка заприметил, как в баню вбежала собака. А мама потом показывала на ее следы и говорила, что они дедусевы...

...Как там теперь отец и мама без него, Векши, живут? С голоду они, может, и не помрут, соседи помогут им, а вот если подать в эту зиму не отдадут тиуну, холопства не миновать...

Куделя, верно, уже давно возвратился в Киев. И Путята тоже, ему, видно, удалось спастись - не попал же он в полон. А может, погиб?..

Яна, когда услышит, что гость вернулся, сразу к нему побежит в надежде увидеть его, Векшу.

Да не увидит... Хотя бы тот распорядитель, который служит возле Дон-реки, передал, что

жив он и здоров, только беда его настигла. Тогда Яна, может, и ждала бы его. А так погрустит, покручинится и забудет...

Стоит Векше остаться одному, -как тотчас охватывает его тоска щемящая, воспоминания снуют одно за другим, и нет им ни конца, ни края.

А то, бывает, вдруг повеет на него духом родной хатенки, запахнет домашним житным хлебом. Или же почудится гомон леса. Да так отчетливо и выразительно, что в том гомоне можно различить и могучий звон дуба, и лепет клена, и убаюкивающий шепот яворов, и вкрадчивое шуршанье ясеня.

Да, да, правду говорил варяг, немало пришлось дома и горя пережить. Были годы, когда и нива не родила, и зверь не ловился. Ели тогда кору березовую, зелень всякую, чтобы как-то до лета дотянуть. А то еще злые духи насылали недуги на людей... Разве можно сравнить Векшину нынешнюю жизнь с прежней? Сейчас служба у него легкая, харч сытный, ложе чистое, одежда справная. Только почему-то так выходит, что вся эта роскошь немила ему на чужбине, как немила была роскошная жизнь в подводном княжестве той девице-красавице, о которой рассказывал дедусь.

Но сколько Векша ни печалился, виду не подавал. Службу нес как положено. Хотя и знал: надеяться, что он выслужит волю - это все равно, что надеяться от жука мед получать.

Нет, он о другом думал. Хотел заслужить доверие у царских служек и ратных мужей, чтобы те не боялись выпустить его за стены каменные. Думал, что гостей русских все-таки встретит или весть им о себе подаст. И не оставят они тогда его тут. А может, и самому посчастливится бежать. Уже и несколько монеток утаил от товарищей, зашил в пояс - понадобятся.

Был какой-то праздник ромейский. На большом, поросшем травой поле, которое у греков называется ипподромом, затеяли игрища ратные. Метали в цель копья, боролись, прыгали, кто выше, бегали, кто быстрее, на конях наперегонки скакали. Самых ловких и быстрых встречали одобрительными восклицаниями, бросали им цветы, вручали дары.

Векша тоже принимал участие в играх. В беге его обогнали, и прыгнул он не выше всех, но зато побороть его ни один не смог и копье лучше него никто не бросил. Метнул" в доску толстенную, на которой круг был начерчен, и копье в самой сердцевине круга пробило дыру.

Велели ему еще раз бросить. И снова он попал в то же место. Так и взревели все от восхищения. Еще больше после этого стали нахваливать Векшу ратные мужи. А через некоторое время даже поставили царские терема охранять. Вот тогда-то Векша будто и впрямь в настоящую сказку попал. Терема огромные, высоченные. Захочешь самый верх увидеть - голову закидывай и шлем придерживай, чтобы не свалился. Окон много и все железными прутами обшиты. Видно, чтобы не залез никто. Стены разрисованы ромейскими богами и святыми. То бородатые мужчины, то печальные женщины с младенцами на руках, то пухленькие дети с птичьими крылами. У каждого вокруг головы круг, как солнце золотистое, сияет. Во дворе между теремами широкие дорожки камнями разноцветными, точно ковром, выложены, ступить на них боязно; цветы, деревья необычные растут, водограи струи сильные из пастей звериных до полнеба выбрасывают.