Векша - [26]

Вскипел Векша, крутнулся веретеном и давай молотить всех, кто под руку попадался. Потом прорвал круг, схватил скамью, замахнулся. В страхе ратники бросились врассыпную.

Опомнился Векша, огляделся вокруг: стоит один посреди хорома просторного, а ратных точно ветром сдуло. Бросил взгляд на дверь - там тучный во все горло хохочет. И старичок щербатые зубы щерит.

"Конец мне!" - проняло Векшу морозом. Поставил скамью на пол, опустил голову. Тучный подошел, одобрительно похлопал Векшу по спине и вложил в руку серебряную монету. Векша же словно одеревенел.

- Бери! - подсказал старичок.- Это на вино тебе - за смелость.

"Вот оно что!" Сбежались ратные. Тучный что-то сказал им, кивнув на Векшу, и пошел со старичком к выходу. Как только за ними затворилась дверь, ратные снова обступили Векшу, теперь уже льстивые и добрые, будто и не было только что между ними драки. Волосатый дружески обнял молодца за плечи, мигнул на монету.

Векша понял ют знак, протянул монету волосатому. Ратные схватили Векшу за ноги, за руки и давай подбрасывать вверх.

Глава одиннадцатая НА СЛУЖБЕ У ЦАРЯ

 Нелегко давались Векше ратные учения. Дома он мало кому уступал в ловкости на ловах звериных, но одолевать человека, став с ним на поединок, пусть это и не настоящий бой, а учебный, было куда труднее. Да и не умел он ни конем хорошо владеть, чтобы тот, как юла, под ним вертелся, ни мечом и копьем играть, ни щитом защищать себя от нападения.

Вечером, после учений, все кости болят, еда вкусная в рот не лезет. Упадет усталый на постель, спал бы и спад, так нет, только начинается рассвет, нужно на конюшню бежать, коня напоить, накормить, почистить, себя в порядок привести. Изо всех сил старался, только бы снова не заковали его в железные оковы.

Видят это мужи ратные, хвалят, еще и на вино иногда дают. Он же всегда деньги на всех товарищей делит, чтобы зависти не вызывать, приязни их не утратить.

Поначалу толмачил ему ратные приказы смуглый болгарин, который тоже ратным служил и хорошо понимал по-гречески. Толмачил по-болгарски, а язык тот был понятен Векше.

Когда осилил, заучил обычаи ратные, учения те игрой ему стали. В состязаниях одерживал победу над соперником. Стали назначать его часовым. Поставят возле хоромов чьих-нибудь или у ворот дворовых, стой, сторожи да честь не забывай отдавать кому положено.

Совсем нетрудно стоять на часах, вот только зной полуденный днем донимает, так и варит в одежде полужелезной.

Но то пустое. Больше иное его вялит: мысли об отчизне не дают покоя. Раньше надеялся: гостей встретит и они вызволят его. Но как ты их увидишь, когда сидишь в этих стенах каменных, мурованных. Не выпускают за ворота. А тут еще старичок не забывает, частенько навещает да все расспрашивает, нравится ли ему тут, не тоскует ли по стороне родной, и еще пуще этим рану растравляет.

Однако Векша виду не подает.

- Не о чем печалиться! - отвечает.

И старичок доволен остается таким ответом.

- Да, да, не о чем! - знай одно твердит.- Леса, болота, там люди в халупах курных, как звери, живут. Разве же можно сравнить их жизнь вот с этой, ромейской...

А однажды пришел веселый, разговорчивый, глянул проникновенно на Векшу и сказал:

- Служи верно царю, потому что нет нигде счастья больше-то, как на его земле. Уже на что мне в Киеве жилось неплохо, а вот пошел сюда охотно.

- Так вы из Киева, русич? - так и вскинулся Векша.

- Нет, не русич, я - варяг. Отец мой давно когда-то с полунощной стороны далекой приплыл в Киев, нанялся дружинником к Олегу. И меня маленького с собой взял. Надеялся - стану великим викингом (Викинг (норм.) - витязь, воин). Отец однажды, когда я еще и ходить не умел, положил возле меня разные игрушки и поставил копье. Так я на те игрушки даже не взглянул, а сразу копье схватил... Когда вырос, служил сначала у киевского князя. Но потом, прослышав, что ромейский царь больше платит за службу, поплыл с гостями в Царьград и перебежал к нему. И, как видишь, не жалею.

- И вам совсем не хочется увидеть родную землю, дом?

- Родная земля и дом, молодец, у человека там, где ему лучше живется. Нет, никуда меня отсюда не тянет.

- Меня тоже, - скривился Векша.- Разве только взглянуть...

- Ничего, привыкнешь тут, так и взглянуть не захочется.

Прошло лето. Наступила зима чужинская. Выпадет маленький снежок и сразу растает. Деревья, как и летом, стоят в листве, травы зеленеют, цветы цветут. Но не радует все это Векшу, напротив, нагоняет тоску. Вспоминается ему зима своя, древлянская... ...Вот он еще маленький. На дворе намело снегу, ветер рвется в дверь.

Отец, смазав сапоги медвежьим салом, взял снего-ходки, подался на ловы. Мать хлопочет возле скота. Векша с дедусем сидят в хате у жаркого огня, попеременно мелют зерно на крохотных каменных жерновах. Пушистая ржаная мука медленно сыплется в деревянную мисочку и наполняет хату душистым запахом.

Весной и летом Векшу, бывало, и не заманишь в курную халупу. Все носится с такими же, как и сам, мальчуганами возле реки, на лугах, в пуще с утра до вечера, пока с Тетерева не начнет выбредать сивый туман, а из лесу не выступит густая тьма. Только когда проголодается, заглянет домой, схватит ломоть хлеба и снова айда куда глаза глядят. Да еще когда дождь грозовой хлынет, тогда опрометью мчит к хатенке, - надо же где-нибудь укрыться!