Вексель Судьбы. Книга 1 - [28]

«А ведь как престранно складывается этот день! Первый же человек, встретившийся мне сегодня, меня едва не задушил, спасибо Петровичу, что спас. Второй встретившийся человек — торгует на рынке чуть ли костями, и до этого никому нет никакого дела! Третий и четвертый — снова на меня нападают без объяснения причин. И только пятый отнёсся по-человечески, отпускает с миром и даже даёт денег на дорогу. Хотя, скорее всего, продолжает в глубине своей души считать меня ненормальным…»

«Но вот что интересно в самом деле — какой окажется Москва? То, что они называют «Рижской трассой» — это, должно быть, старое Волоколамское шоссе. Наверное, изменилось до неузнаваемости. Да и куда я поеду — родителей, скорее всего, уже нет в живых, если только медицинская наука не достигла каких-то удивительных высот… А что если и в самом деле — достигла? И мы с Петровичем оживлены каким-то неведомым нам пока научным экспериментом?»

«Любопытно, какими окажутся москвичи? Боюсь подумать, но вдруг они также через одного начнут душить и нападать?»

Эти и многие другие мысли в голове Алексея рождались и трансформировались в суждения и выводы сами по себе, без малейших на то усилий по части воли и разума. Коротая время в ожидании обещанного капитаном, он наслаждался их непринуждённой игрой и впервые, пожалуй, мог позволить себя расслабиться в течение этого странного и тяжёлого дня.

Внезапно за стенкой раздалось пиликанье, заменяющее привычный грохот телефонного звонка, и он услышал знакомый голос:

— Участковый уполномоченный капитан Расторгуев. Да, слушаю, товарищ полковник… Да, да, здесь. Что? В лесу между Афанасово и Ельцово? Самого Шмальца труп? Вы уверены?.. Что, зарублен топором?.. «Гелентваген» вскрыт? Подозреваемый? Да он здесь, в отделении, странный такой тип… Да, да, мобильник Шмальца вроде бы был при нём… Нет, дружки телефон сразу же забрали. Хорошо, товарищ полковник, понял. Задержим до приезда опергруппы… Спасибо. Вы тоже не болейте, товарищ полковник!

«Что ж! Приехали. Размечтался ты, Алексей Николаевич, о Москве, а ведь тебе теперь придётся в этом неприветливом городишке задержаться! И, быть может, надолго… Труп душителя нашли! Зачем я взял с собой его телефон, что за детство? Голова после пробуждения была тёмной, плохо соображал, наверное… Кто теперь поверит моему рассказу, как всё было, как это он меня захотел безо всяких причин убить? И что же, что же всё-таки происходит вокруг? Сплошные наваждения — одно за другим!»

Железная дверь, ведущая из тёмного коридора в кабинет, где сидел Алексей, внезапно пришла в движение и оказалась затворена кем-то снаружи. Клацнул замок. В комнатке воцарилась гнетущая и убийственная тишина.

В течение двадцати, а, может быть, и тридцати или даже сорока минут, когда Алексей оставался запертым в душной, прокуренной и тёмной комнатёнке, в которой единственное окошко с металлической решеткой с улицы было закрыто высокой каменной стеной с возвышавшимися за ней высокими кронами деревьев, практически не пропускавших солнечный свет, в его голове пронеслось множество мыслей. Но если первые мысли напоминали приступ паники, то очень скоро Алексей взял себя в руки и даже обнаружил от своего положения определённую пользу.

«Что ж! Если меня обвиняют в убийстве, то обязательно будет проводиться серьёзное разбирательство. Так или иначе, начнут определять мою личность и моему рассказу, хотят ли они того, или нет, им придётся поверить. Рано или поздно — обязательно разберутся и поверят. Но в таком случае они будут вынуждены и поверить и моему рассказу про нападение на меня утром в лесу. Мало ли, за кого принял меня этот Шмальц! Как только будет доказано, что случай мой — уникальный, то будет признан и мой рассказ про нападение. Кроме того, в положении, в котором я оказался, мне выгодна определённая публичность… Благодаря публичности я смогу восстановить документы, получить работу… Интересно, смогу я продолжить работу историком? Историк, сам пришедший из прошлого, — это ведь был бы выдающийся случай!»

Рассуждая в подобном духе, Алексей поймал себя на мысли, что в довершение всех своих сегодняшних бед он потерял Петровича, которому теперь также может угрожать опасность. Ценя своего товарища за холодный ум, профессионализм и рациональную жизненную мудрость, Алексей всегда отмечал из его недостатков известную ограниченность кругозора, излишнюю прямоту и упрямство. «Как бы не пропал Петрович один. Вдвоём нам бы больше удалось…»

Железная дверь распахнулась столь же неожиданно, как и была затворена. На пороге возникли двое верзил в камуфлированной полицейской форме с короткоствольными автоматами, угрожающе глядящими с туго натянутых плечевых ремней прямо Алексею в лицо.

— Алексей Николаевич? Вы задержаны по подозрению в убийстве. Поедемте в следственную часть, вставайте!

Алексей молча поднялся. Один из верзил крикнул в сторону дежурного, чтобы принесли наручники. В ответ раздался знакомый голос капитана:

— Вчера при задержании сломались. Но этот — смирный, так доедет.

— Руки за спину! Пошли! Марш!

Алексея поставили перед полицейскими и каждый из них возложил ему на плечо по руке. Сдавив ключицы до сильной боли, они повели его по коридору. Проходя мимо боковой двери, Алексей увидел в соседней комнате капитана, который молча стоял у стены и безучастно теребил пуговицу кителя пальцами обеих рук.