Вексель Судьбы. Книга 1 - [206]

Алексей и раньше догадывался, что цена подобных благ должна быть достаточно высокой. Однако то, что поведала Ханна, повергало в оцепенение: лично ей для перехода с подготовительного уровня на уровень «практический» мало укоренить в своей голове новое мировоззрение — необходимо и физиологически стать другой, согласившись на ряд необратимых хирургических вмешательств.

— Операции должны состояться на следующей неделе, — сказала Ханна. — Как раз, когда солнце повернёт на зиму и наступят сумерки года, я выйду из госпиталя и больше уже никогда не смогу чувствовать и любить так, как только что чувствовала и любила тебя.

— Бред… Какие ещё сумерки?…

— Кто умирает в сумерки года, тот уже никогда не возвращается на землю… Поэтому я должна успеть умереть до того, как утро года закончится, а это произойдёт совсем скоро.

— Я ничего не понимаю и не верю… Но что же такое они собираются сделать с тобой?

— Вырежут всё, что Бог дал мне как женщине. Возьмут и вставят что-то своё, я даже не знаю, что именно и откуда, и я превращусь в такую же бесстыжую и нестареющую фурию, что резвятся здесь сегодня. У них ведь особые гормоны… Мои дети появятся на свет из пробирки, я их никогда не увижу и, разумеется, никогда не поинтересуюсь, кто их отец. Если ты, милый, про это не знаешь — лучше и не пытайся узнать. Просто райская жизнь требует платы.

— Какая же это к чёрту «райская» жизнь? — искренне возмутился Алексей.

— Так все её называют. Просто другая, прежняя жизнь сегодня делается уже почти невозможной. Говорят, людей развелось слишком много! Поэтому в той самой «обычной» жизни я никому не нужна, и будущего там нет.

И, задумавшись на секунду, добавила:

— Ни для меня, ни для кого. А если честно — то будущего сегодня нет ни для кого на всей этой планете. Перед рассветом на Wiese der Abschied они начнут сжигать своих мертвецов. Будут жечь тела не только тех, кто в течение года умер или погиб, но и кто добровольно оставил жизнь с помощью обезболивающего укола. Потом каждому из нас отсыплют по горсти их пепла, одну часть которого нужно будет съесть, а другую — носить в ладанке, как талисман. Хотят, чтобы мы перестали бояться смерти — ведь если не испытывать ни малейшего страха перед чужой смертью, то воля умершего должна войти в тебя…

— Мне уже говорили об этом. Но это, кажется, какой-то бред. Ты в это веришь?

— Я не знаю, мне всё равно. Они хотели научить меня не бояться смерти — это факт, и я её теперь не боюсь. Но я и не хочу, чтобы они могли забрать себе хоть что-то от меня. Хочу поэтому исчезнуть так, чтобы от меня ничего не осталось — ни праха, ни записи моих дел и моих мыслей, ни даже моего имени. Ничего!..

Алексей не знал, что ответить, и надолго замолчал. Костёр снова стал гаснуть, однако он не решался встать, чтобы подбросить дров, не желая оставлять даже на короткий миг Ханну — от волнения по телу которой стала пробегать лёгкая дрожь и которую теперь он сам должен был согревать собственным теплом.

— Я слышу шаги, это возвращается Петра, — прервала молчание Ханна. — Она хорошая добрая девушка, но об этих грустных вещах с ней лучше не говорить. И ещё, пожалуйста: если ты встретишь кого-то из начальства, не рассказывай, заклинаю, что ты был наедине со мной.

— Конечно, я ничего никому не скажу… Но в чём дело? Разве не для подобных встреч наедине всё это и было придумано?

— Так только кажется. Здесь для каждого навсегда определён свой круг. Мой круг — тот, где я должна быть с Петрой, понимаешь?

— Понимаю. Не хочу подводить тебя. Может быть, мне лучше уйти?

— Не надо, Петра мена не выдаст. Главное, чтобы наши с ней браслеты показали, что мы снова вместе…

Действительно, приближавшиеся шаги означали, что это возвращалась с «поляны прощания» Петра, высокая и худосочная брюнетка. В руках у неё были две крошечные баночки с мазями. Ничего не объясняя, она смазала первой мазью царапины и синяки на лице и шее, а другой — отбитую при падении голень. Результат был фантастический — уже спустя несколько секунд боли стали исчезать, а нога обрела подвижность. Петра наклонилась и внимательно осмотрела ссадины. По её словам, препараты подействовали, раны должны затянуться уже через пару часов, а спустя сутки и исчезнуть полностью.

Завершив осмотр травм Алексея, Петра занялась костром, а Ханна зашла в воду по грудь, переплыла неширокую стремнину и выбралась на осерёдок метров в двадцати от берега. Как раз на этом месте обрывался луч почти уже спустившейся до горизонта Луны, и выхваченная им фигура Ханны, стоящей на отмели, казалась изваянной из ослепительного мрамора.

— Ну как, хороша я? — донеслось с реки.

Петра, занятая раскладыванием хвороста, даже не подняла голову. Алексей крикнул, что Ханна прекрасна, как амазонка Поликлета.

— Ха! А та амазонка, кажется, была раненая? — донеслось с реки. — Раненая, подбитая амазонка! Как же ты прав!

Не опуская высоко поднятых рук, Ханна несколько раз повернулась кругом, подставляя своё миниатюрную мраморную фигуру под лунный луч, а потом совершенно неожиданно сделала несколько быстрых шагов в сторону стремнины. Было заметно, как сильное течение на короткий миг лишило её равновесия и заставило присесть, чтобы удержаться на ногах.