Вэкэт и Агнес - [43]

– Да, мы ведь договорились: об этом ни слова, – заметил Вэкэт.

– Но зачем говорить о том, что и так ясно? – сказала Агнес.

– А мне все время хотелось поговорить. Потому что такого у меня никогда не было. Очень хотелось сказать тебе: я люблю тебя и боюсь этой любви, потому что ты очень далека от меня. Но мы преодолели эти расстояния, как видишь, даже физически. А ты вдруг отдалилась от меня.

– О, милый мой, я же говорила – лучше молчать! – со слезами в голосе произнесла Агнес. – Я надеюсь – все будет хорошо. Хочешь – поезжай в Армению, а потом возвращайся. Ты знаешь, что я тебя люблю и всегда буду ждать. Всегда буду ждать…

Из-за деревьев, окаймляющих шоссе, послышался нетерпеливый гудок. Агнес молча, рывком притянула Вэкэта и поцеловала его.

Через день Вэкэт улетел в Москву.

Провожала его Агнес. Ее длинные глаза были полны слез. Сердце Вэкэта разрывалось от любви и жалости к ней, но он был уверен, что поступает правильно.

В Москве Вэкэт раздумал лететь в Армению и взял билет в Анадырь. Из Москвы он написал Агнес. Письмо было короткое и кончалось так: "Я еще многого и многого не знаю о себе. Я должен разобраться. Не сердись на меня. Я крепко, на всю жизнь запомнил тундру с тобой…"

Вэкэт еще раз сходил на набережную, к английскому посольству, и долго стоял, любуясь Кремлем.

Денег оставалось порядочно. На них можно было проделать еще раз такое же путешествие, одеть несколько человек с ног до головы, но удовольствие от сознания, что он мог купить все, давно улетучилось, и Вэкэт обнаружил, что стал очень скромно жить. Его уже больше не тянуло в шумные рестораны, и вечером он искал какое-нибудь кафе, чтобы остаться наедине со своими мыслями и просто посидеть в тишине, отдыхая от городского шума.

Самолет уходил с Внуковского аэродрома.

Испещренная желтыми пятнами зелень простиралась по обе стороны шоссе.

В самолете Вэкэт познакомился с Иваном Яковлевичем Окуловым, начальником полярной станции острова В. Они подружились, вместе ходили в буфеты на пути от Москвы до Анадыря и спали на соседних раскладушках в аэропорту Амдерма, пережидая непогоду.

Летели три дня. Все эти дни Иван Яковлевич уговаривал Вэкэта перейти к нему на работу.

– Ты можешь сделать это с чистой совестью. Отправим телеграмму директору совхоза. Время у тебя есть – отпуск твой кончится только через месяц, а по правилам ты должен за две недели подавать заявление об уходе. В следующий отпуск сдашь вступительные экзамены в Высшее арктическое училище в Ленинграде на отделение навигации. Я не понимаю, зачем тебе от этого отказываться. Ведь ты не бежишь куда-то на юг, а даже будешь работать севернее, чем раньше.

Вэкэт думал. Туар и Мрэн ждут его с Агнес. Многие решили, что он поехал за ней. А почему, действительно, не принять предложение Ивана Яковлевича? Оно ему нравится, и учиться можно. Дальше видно будет. А пока он не может вернуться в родное стойбище…

Когда самолет приземлился в Анадыре, Вэкэт дал согласие.

Здесь же в аэропорту вместе с Иваном Яковлевичем они сочинили телеграмму директору совхоза. Две другие телеграммы – родителям и Агнес – Вэкэт послал уже без помощи своего нового знакомого. Агнес он написал коротко: "Мой новый адрес: полярная станция, остров В., бухта Недоразумения".

19

Вэкэт почти не спал. Едва дремота переходила в глубокое забытье, как его будила мысль о том, что он ненароком может опрокинуть чайник и пролить драгоценное содержимое. И еще одно не давало ему уснуть: до того как он нашел банку сгущенки, он страдал от голода скорее психически, чем физически. Мысль о том, что организм питается за счет самого себя, и ощущение растущей слабости, сознание своего бессилия – вот, пожалуй, что больше всего его мучило. А желудок через три дня голода затих.

Но вот стоило попить разведенного сгущенного молока, как желудок взбунтовался. Он требовал еды! Болезненные спазмы сжимали живот, рот наполнялся слюной. Губы сами тянулись к носику чайника, и только мучительным усилием воли Вэкэт отводил лицо в сторону и крепко держал под боком драгоценный сосуд.

Он засыпал и просыпался, а услужливая мысль работала в нужном направлении. Конечно, надо растянуть подольше разведенное сгущенное молоко. Это не прибавит сил, а лишь позволит оставаться живым еще какое-то время. Но если решиться и тронуться в путь – ведь, кажется, ветер переменился, – тогда надо влить в себя весь остаток и этим хоть как-то приободрить себя.

Вэкэт выпростал из спального мешка чайник и задумался: можно, конечно, вскипятить на примусе. Но не испортится ли жидкость от того? С другой стороны, пить холодное не так полезно, тем более что собираешься пускаться в дорогу. Вэкэт решил, что кипятить смесь не следует, но надо подогреть.

Рискуя сжечь рукава кухлянки, Вэкэт держал обе ладони на чайнике, пока тот стоял на огне. "Еще чуть-чуть, – удерживал он себя. – Пусть еще немного подогреется…" Наконец, когда жидкость достаточно разогрелась, Вэкэт с наслаждением приложился к носику. Он старался пить мелкими глотками, чтобы продлить удовольствие. Но против его воли глотка сокращалась так, что он и не заметил, как покончил с чайником. В горло уже шел один чистый воздух, а Вэкэт все делал глотательные движения.